Венок усадьбам
Шрифт:
Обелиск Петру I в Кузьминском парке. (Не сохранился). Фото 1912 г.
С другой стороны, характерные черты египетской архитектуры, ее умение обращаться с плоскостью пустых стен, лаконичная простота обелисков и пилонов, столь широко применяющих форму трапеции, наконец, массивность и монументальность колонн — все это, как нельзя более, подошло к принципам и задачам ампирного зодчества. А вслед за тем монументальная [нрзб.] египетской скульптурной фигуры, логически подсказывающей свое ‹опорное› решение как кариатиды, спокойная величавость сфинксов, заманчивая новизна новых колонных решений — все это также не могло не привлечь к себе внимания художников. Правда, в большинстве случаев египетский вариант ампирного зодчества остался бумажной архитектурой, архитектурой проектов и набросков. В альбомах Т. де Томона, этого мастера ампира par excellence* (* преимущественно (франц.).), среди его тончайших штрихов архитектурных ландшафтов нередко попадаются композиции
Египетский домик в Кузьминках интересен тем, что он дает крайне законченный, последовательно проведенный пример "вторых путей" ампирной архитектуры. Его центр отмечает выступ с двумя колоннами пальмовидного характера в антах. Над этим подъездом помещен мезонин с окном в виде трапеции и двумя прелестными декоративными коленопреклоненными фигурками перед ним. С двух сторон выступа гладкие стены с прорезанными в них окнами, стены слегка скошенные, законченные египетским карнизом с выкружкой. В сущности, сменив здесь "восточные" колонны строгими ордерными, окно-трапецию — полуциркульным, сняв фигурки и орнаментацию в виде крылатого ястреба с солнечным диском на фризе, домик лишился бы почти всех наличных “египетских" черт, явившись типично ампирным сооружением.
Быть может, некоторые “египетские” черты сказались и в небольшом здании ризницы около церкви — в наклоне стен конического здания, увенчанного широким карнизом с сухариками и плоским куполом. Эта массивная при всей своей миниатюрности постройка довольно близко соприкасается с мавзолеями Волконских и Орловых в Суханове и Отраде. Законченными образчиками выдержанного ампирного стиля являются еще в Кузьминках здания бани, Пропилеев и пристани. Первое из этих сооружений — небольшой домик под плоским куполом с простыми окнами прекрасных пропорций, украшенный со стороны входа двумя колоннами в антах. Он весь спрятан в зелени разросшихся деревьев и сиреневых кустов, лишь частично выдавая свое присутствие частью стены, купола или карниза.
Пропилеи — прозрачная колонная беседка — собственно, вытянутая в длину галерея, приятно замыкающая всю архитектурную перспективу усадьбы. Врезающаяся в зеленый массив деревьев, повторенная в чуть зацветшей воде пруда, она является той конечной архитектурной точкой, которую невольно ищет глаз, когда отграничена парковая перспектива. Она занимает здесь, в этом ампирном парке, то место, которое обычно отводится в садах барокко гроту, этому декоративно-увеселительному павильону, расположенному против дворца и отграничивающему искусно разбитые цветники и насаждения. От Пропилеев сбегает дорожка к пруду, к небольшой лестнице, касающейся воды, куда, верно, некогда подплывали лодки, развозившие по пруду гостей под звуки знаменитого голицынского рогового оркестра [144] , сменявшегося музыкой в павильоне Конного двора, при освещении бесчисленными огоньками, фонарями и плошками искусных и любимых в старину иллюминаций. Неподвижное зеркало воды точно предназначено отражать ритмические взлеты "римских свечей", золотистые россыпи взметнувшихся ракет, горящие вензеля, в то время как бенгальские огни зеленым, красным и синим светом освещали дом, беседки и павильоны парка. Эффекты пиротехники и акустика, артистический вкус в украшениях привлекали некогда в Кузьминки, так же как в не менее популярное и доступное Кусково, тысячи зрителей из Москвы в дни празднеств и торжеств, сопровождавшихся гуляньями с музыкой оркестров, хорами мальчиков и огневыми забавами.
144
Роговая музыка изобретена в 1762 году Голицыным. Роговой оркестр состоял из 40 человек, каждый из которых выдувал только одну ноту. Издаваемые звуки напоминали игру громадного органа.
На главной оси дома, напротив Пропилеев, находится прелестная, украшенная львами и уже знакомыми решетками круглая пристань, сложенная из квадратов тесаного камня с двумя ступенчатыми сходами к воде. Эта пристань — любопытный пример живучести ампирного стиля; дата ее сооружения относится к 40-м годам XIX века.
Еще много других сооружений украшало Кузьминки. Обширные службы около дома, здания фермы, больницы и мельницы, наконец, оранжерея, небезынтересный образчик “деревянного ампира”, даже кладбище в ограде — вкраплены в усадьбу, некогда столь любовно украшавшуюся ее владельцем кн. С.М. Голицыным.
Памятник Николаю I в Кузьминском парке. (Не сохранился). Фото 1912 г.
В 1915 году по небрежности офицеров расположенного в усадьбе госпиталя сгорел дом с его тонкими отделками, картинами, обстановкой. Уцелели лишь портреты, увезенные раньше владельцами в село Дубровицы. Последующие годы приносили медленное разрушение. Исковерканы
Москва-река
Округлыми излучинами, омывая обсыпи высокого берега, пересеченного овражками с густой порослью кустарников и деревьев, течет река, овеянная историческими воспоминаниями. Зеленые заливные луга на много верст отодвинули с правой стороны голубеющую в сизой дымке кромку леса. Цветущие вишни и яблони, точно невеста в подвенечном уборе, роняют в молодую траву снежинки своих обсыпающихся лепестков. В открытую даль уходят расчерченные борозды огородов, чернеющие пашни, поднявшиеся всходы. Осененные ветлами и рябинами, рассыпаны по равнине хутора и деревни, возносящие в голубую, еще нежную весеннюю лазурь дымки своих труб. Искрятся серебряными чешуйками пруды и заводи, жарко загораются золоченые купола древних храмов, маячат в темной зелени черноствольных лип белые колонны помещичьих домов. Отсюда, от Москвы, уже бьется, пусть еще слабо и малозаметно, пульс великой и мощной волжской артерии. Истерзанные остатки Симонова монастыря, седые памятники старины, вещающие о былой доблести и чести, вознесенная к небу белокаменная стрела Коломенского храма в окружении старинных построек знаменитого дворцового села, церкви Перервинского монастыря, нарядный, точно древнерусская красавица, храм в Острове с его великолепным убором кокошников, Николо-Угрешский монастырь с живописной группой построек, обрамленных белыми стенами, псевдоготические башни Голутвина, краснокирпичная крепость Коломны — таковы исторические остановки по этой веками изъезженной дороге к сердцу страны, к многострадальной, истерзанной и снова обновленной столице. А дальше, по долине Оки, древние города, села и посады — Касимов, оставшийся аванпост татарского Востока; Муром, прославленный сказками и былинами, Рязань, некогда столица большого и могущественного княжества, наконец, Нижний, крупнейший русский торговый центр. Между городами вкраплены богатые села, старинные и насиженные, с нарядными церквами XVII века, и усадьбы — барочные, классические, псевдоготические постройки, а то и просто деревянные помещичьи дома, прячущиеся в зелени лип, кленов и берез, открытые с реки нарочно прочищенными просеками.
Чудесной панорамой скользят берега, точно проплывают они мимо парохода; как ландшафтные картины рисуются они, и взор только поверхностно скользит по ним, не проникая в глубину, не обогащаясь иными бытовыми впечатлениями или историческими воспоминаниями. На этом речном пути встречаются и переплетаются снова имена людей и память событий. Не раз снова волнующе и загадочно встает имя архитектора Баженова. Эстет и просвещенный деятель своего времени Измайлов, поэт Огарёв, крупнейший заводчик XVIII века Баташёв — владелец миллионов и роскошного дворца в Москве, московский сановник Дурасов, павловский “гатчинский” генерал Дубовицкий, земельный магнат граф Шереметев — все они воскрешают, вызывают к жизни множество позабытых эпизодов и событий отошедшей в небытие прошлой жизни России. И неожиданно то, что рисовалось воображению при чтении мемуаров, воспоминаний, переписки, что смутными образами, мысленно нарисованными, дремало где-то в подсознании, — внезапно все это облекается линиями и красками, наполняется даже уцелевшими реликвиями старины. Так созданное воображением уступает место чувственным впечатлениям.
После Коломенского, несколько поодаль от реки, расположено Люблино, почти вошедшее теперь в черту мещанско-дачного пригорода. Точно в предвидении этого уничтожил знаменитый ураган 1905 года, унесший Анненгофскую рощу в Москве, и вековой липовый парк Люблина, вывернув целиком из земли все вековые липы. С тех пор оголенным стоит дом, на первый взгляд странный и причудливый, выстроенный, насколько известно, Еготовым, одним из лучших выучеников Казаковской школы. Существует предание, что этот небольшой павильон-дворец возвел в своем имении московский чудак и сумасброд генерал Дурасов в ознаменование пожалованной ему звезды ордена св. Анны. Действительно, орденский крест, с заполненными круглящимися колоннадами углами, лежит в плановой основе дома, а купол его, если судить по старинной, чрезвычайно редкой гравюре начала XIX века, венчала статуя этой святой. Таким образом, и хронологически определяется как-будто время постройки, падающее на годы царствования императора Павла.
Однако это предположение полуанекдотического характера менее существенно, чем самое осуществление законченной центрической композиции применительно к усадебному дворцу; такой тип постройки свойствен классическому храмовому зодчеству и отчасти садово-парковому, довольно редко встречаясь в усадебных домах. Действительно, система центрического круглого бесфасадного или многоугольного, с одинаково разработанными фасадами здания применена в очень немногочисленных памятниках русского классического зодчества. Это Летний домик, спроектированный Кваренги, в Ляличах Завадовского, Баклань Разумовских, дворец в Петровском Демидовых, возведенный Казаковым, круглая деревянная дача “Голубятня” под Донским в Москве, дача принца Ольденбургского, выстроенная Стасовым на Каменном острове в Петербурге, и ряд менее значительных сооружений павильонного характера в садах и парках. Прототипом для них является все та же вилла Ротонда Палладио, конечно, прекрасно известная всем, как иностранцам, работавшим в России, так и отечественным архитекторам. Было бы любопытно проследить, как подходил к решению этой проблемы центрического здания М.Ф. Казаков в церкви села Виноградова, дворце Демидовых в Петровском, здании Сената в Кремле, с одной стороны, — в церквах-ротондах Никольского-Погорельского Барышникова и усадьбы Разумовских в Москве — с другой. Естественно, конечно, что школой Казакова, в данном случае Еготовым, был разработан также вариант этой проблемы.