Вера и любовь, Амонашвили Шалва Александрович

Вера и любовь

на обложку

Амонашвили Шалва Александрович

Шрифт:

Сказали мы:

— Он заплачет.

Ответил он:

— Заплачьте вместе с ним. Слезы обеспечивают взаимопроникновение.

Тогда мы задали мудрецу вопрос:

— Можно ли осуждать за проступок?

Ответил мудрец:

— Осуждение мертво, так дети не научатся летать.

Спросили мы:

— Оставить незамеченным?

Ответил он:

— Нет. Проявить снисхождение.

Спросили мы:

— Не получится ли, что ребенку все сойдет с рук?

Ответил мудрец:

— Может получиться.

Но надо дать детям понимание суровости долга.

Спросили:

— Как это сделать?

Сказал мудрец:

— Пусть живут, как взрослые. Дайте им строить свои города, пусть таскают бревна своего города и устанавливают в нем законы жизни.

Тогда спросили у мудреца:

— Как быть с похвалой?

Ответил он нам:

— Похвала напрягает устремление к полету, увеличивает скорость и высоту полета, совершенствует красоту полета.

Спросили мы:

— За что хвалить ребенка?

Ответил мудрец:

— Хвалите за всякое продвижение, даже за самое малое, трудноуловимое. Хвалите за случайное благое движение.

Спросили мы:

— Не возомнит ли о себе ребенок?

Ответил мудрец:

— Возомнит, если похвала фальшивая.

Спросили мы:

— Какова же похвала истинная?

Ответил он нам:

— Истинная похвала есть утверждение ребенка, она есть встреча с будущим.

Спросили мы:

— Значит, исключается возмущение?

Ответил мудрец:

— Возмущение искреннего сердца есть похвала, она поощряет к дерзанию. Возмущение злобное есть наказание, оно тушит устремления.

Попросили мы мудреца:

— Открой нам мудрость воспитания.

Ответил он:

— Наберитесь терпения, оно есть дар Небес.

Спросили мы:

— В чем суть терпения?

Ответил он:

— Энергия терпения способствует событиям, но предупреждает заблуждения. Для терпеливого ничего никогда не кончается, но все только начинается.

Сказали мы:

— Дай нам пример.

Ответил мудрец:

— Заботливый родитель в творчестве воспитания убережется от раздражения — во время урока терпения не раздражаются. Пусть невежды выходят из себя, но испытатель терпения не унизит приемами, свойственными невеждам.

Попросили мы мудреца:

— Дай нам напутствие.

Сказал мудрец:

— Утверждающий богат, отрицающий беден. Так живите.

Мы поклонились мудрецу и поспешили к детям.

Насилие — тяжкое преступление

Есть крылья.

Есть страсть к полету.

Полет — природа для птицы.

Но птичка в клетке.

Так больше нравится нам: пусть поет она для нас, пусть будет она рядом с нами и украшает наш быт.

И птичка поет. О чем?

Птичка прыгает с жердочки на жердочку и обратно. Это все, что осталось от полета.

Потом мы можем выпустить птичку из клетки. Но летать она уже не сможет — крылья не те. Но она и не хочет летать — забыла, что такое летать и зачем ей крылья.

И птичка станет добычей коварной кошки.

Огорчения наши, даже слезы, уже не помогут птичке.

Она была создана для полета еще до того, как мама-птичка снесла яйцо. Но мы лишили ее полета еще раньше — в наших мыслях и воображении. В них мы присудили птичке жить в клетке. И, наконец, птичка позабыла о Чаше своей, где она покоряет пространство, уничтожает насекомых и поет гимн Создателю.

Почему мы так поступаем, люди?

Птица — это наш ребенок.

Почему мы отнимаем свободу у еще нерожденного ребенка?

И делаем это сперва в наших мыслях и воображении, так уготавливаем ему тенета, а потом, после появления его на свет, воплощаем все задуманное в жизнь.

Скажет кто:

— А где вы видели детей в клетках? Где вы видели наши тенета?

Ходить далеко не нужно.

Всю жизнь ищем свободу и не находим ее. А если найдем крохи свободы, тут же ограничиваем условностями, чтобы они не достались кому-то побольше.

Это ли не клетки, это ли не тенета?

Соблазны недостойные — не тенета?

Авторитаризм вокруг детей — не тенета?

Зрелища низменные — не тенета?

Вот возьмем и напишем прямо на небе, чтобы осознали все:

«Насилие над волею и мыслью ребенка есть тяжкое преступление».

Мало ли окажется преступников?

Содрогаются небеса