Вера, Надежда, Виктория
Шрифт:
Не понимает Надюшка, что бессрочный отпуск для такого солдата, как Вера Ивановна, хуже, чем тяжелое ранение. После него еще можно вернуться в строй. А здесь – приговор окончательный и обжалованию не подлежит.
Вичка, узнав про беседу, взволновалась не меньше мамаши. Долго взрывала своей Бабуле мозг, объясняя, что они с мамой без нее – никуда.
– Ты же наш фундамент, Бабуля, – убеждала она. – Основа семьи. Если решишь помирать – как мы будем жить? Да я и рожать тогда не стану! – вдруг выпалила она. – Кто мне ребенка воспитает? Смотри, какими они сейчас растут!
Вере Ивановне с Вичкой даже проще. Она не зашорена, как Надюшка. Не забита своей чертовой бизнесвуменской жизнью. Поэтому и объясниться с ней удалось легче.
Вичка задумалась.
Наконец ее лицо просияло, и она сказала:
– Засиделась ты, Бабуля, на пенсии. Пора поработать.
– Ты думаешь, я об этом не мечтаю? – улыбнулась Вера Ивановна.
Справедливости ради, не только она об этом мечтала. Три года прошло после увольнения, а заведующая поликлиникой до сих пор ей названивает. То четверть ставки предложит, то консультирование. И частенько присылает посмотреть своих больных.
Но разовые консультации – это не работа.
Потому что – редко. И потому – в этом Вера Ивановна даже Вичке не призналась, – что она теперь, как в своей далекой докторской юности, боится сделать ошибку. А еще ужасно стесняется, что не успевает следить за новыми лекарствами.
Впрочем, умница внучка даже несказанное просекла.
– Бабуля, да ты и своими старинными методами лучше новых лечишь.
Значит, так.
Мы тебя будем жестко эксплуатировать. Причем по двум направлениям сразу. Ты мне будешь рассказывать про жизнь. Медленно и подробно. Можно в хронологическом порядке. Можно кусками. Я по твоим рассказам курсачи писать буду. А может, и книжка потом получится.
– А второе направление? – Вера Ивановна не очень верила в то, что ее мемуары так уж необходимы человечеству.
– Давай к частной практике готовься.
– Где ж я пациентов найду, Вичка? – улыбнулась Вера Ивановна. – У вас же капитализм на дворе.
– Маркетинг – моя проблема, – тряхнула головой самоуверенная девчонка. – Ленку Конькову помнишь?
Еще бы не помнить. Лучшая Вичкина подружка – дочка их бывшей соседки. Высокая, неторопливая, статная, в отличие от тоже немаленькой, но шустрой Вички. Постарше ее на пару лет.
Впрочем, это она теперь высокая и статная. А сколько раз Вера Ивановна их обеих за ручки на разные секции да на спектакли по вечерам водила!
– Кончила она свою госакадемию? – поинтересовалась Бабуля.
Девочка и сама училась блестяще, а тут еще отчим – крутой чиновник, уже с третьего курса она очень успешно трудилась в аппарате то ли Госдумы, то ли Совета Федерации.
– Еще как кончила! – захохотала Вичка. – Полным дауншифтингом.
– А по-русски можно? – забеспокоилась Бабуля. Слово «даун» применительно к хорошей девочке ей не понравилось.
– Можно, – снизошла, отхохотавшись, Вичка. – Дауншифтинг – это когда человек устраивает своей карьере осознанный пипец.
– Вичка, ну что за слово? – поморщилась Вера Ивановна.
– А чего тебе в слове не понравилось? А чем мой «пипец» хуже твоего «ушлепка»?
– Какого еще ушлепка?
– Ну, когда к нам шпана у метро пристала вечером. Помнишь, ты им про жизнь объяснила?
Вера Ивановна, уже подзабывшая о происшествии, даже слегка покраснела. Приблатненные мальцы тогда отпустили их безо всякого урона, и в самом деле испугавшись боевой старушки с ее явно нестандартным лексиконом и непонятными возможностями.
Поэтому Бабуля сочла за лучшее вернуться к теме.
– Ну, так что с Леночкой?
– Ее устроили одновременно в администрацию президента и в аспирантуру. Она ж умная и трудяга отменная. Плюс Виктор Борисович сейчас в большом фаворе.
– И что?
– А ничего! – победно завершила свой рассказ Вичка. – Ленка сделала им всем ручкой и сейчас – студентка первого курса джазового колледжа.
– Мама расстроилась? – посочувствовала Бабуля родительнице.
– Еще как! Чуть из дома не выгнала.
– Слава богу, что не выгнала. – Вера Ивановна помнила крутой нрав Ленкиной мамаши.
– Ленка сама ушла. Три дня жила у нас с мамулей, потом устроилась на работу и комнату с еще одной студенткой сняла. Рядом с колледжем.
– А как же она успевает?
– У них там все в основном взрослые. Осознанно пришедшие. После школы почти никого нет. И занятия только вечером, допоздна. Так что днем она музыку детям преподает, а ночью вкалывает.
– А к чему ты это все рассказываешь? – вдруг спохватилась Вера Ивановна. Она явно не видела связи между Ленкиным дауншифтингом и предметом их беседы.
– А к тому, что ты – выдающийся отоларинголог, так?
– Ну, скажем, неплохой отоларинголог, – согласилась Бабуля. И из вредности добавила: – Была.
– Была, есть и будешь, – рубанув ладошкой воздух, закрыла обсуждение внучка. – Но отоларинголог и фониатр – это смежные специальности, так?
– Разумеется, – согласилась Вера Ивановна, начиная понимать внучкину логику.
– Так вот. У Ленки на курсе – двадцать три вокалиста. А курсов – пять.
И всем им нужны фониатры. Как минимум – раз в полгода, если нет проблем. Если есть проблемы – то чаще. Голос – их рабочий инструмент.
– Ты предлагаешь мне стать их фониатром?
– Лучшего они точно не найдут, – убежденно сказала Вичка. – К тому же денег у них, у большинства, в обрез. А ты не жадная и не будешь их раскручивать на баблосы.
– На что? – Вере Ивановне вновь потребовался перевод.
– Не бери в голову. Согласись, отличная идея?
Вера Ивановна ничего тогда не ответила, взяв – как и всегда при серьезных решениях – недельный тайм-аут.
Но чем дольше она раздумывала, тем более убеждалась в том, что голова у Вички работает как надо.