Верхний ярус
Шрифт:
Фредди не выдвигают обвинений против сквоттеров. Сажают только последних четырех женщин, продержавшихся еще тридцать шесть часов. Затем оставшиеся граждане Свободного Биорегиона Каскадии покидают холм, и добыча ресурсов продолжается.
И все-таки: двадцать восемь дней спустя загорается гараж с техникой в Национальном лесу Уилламетт.
ЭТО ПОНАРОШКУ. Не больше чем театр, симуляция, пока они не видят последствия.
В
Долгое время слова не нужны. Их общее настроение мотается, как волатильные акции. Но устаканивается в пассивном вызове.
— Получили, что заслужили, — говорит Мими. Из-за двадцати двух швов на лице каждое слово жжет. — Мы квиты.
Адам не может смотреть на нее, да и на Дугласа, тоже с перебинтованной мешаниной вместо лица. Адам хотел отомстить технике, чуть не ослепившей одну и обезобразившей второго. Расплата за человеческий садизм. Теперь он не знает, чего хочет или как этого получить.
— Вообще-то, — говорит Ник, — им еще платить и платить.
ЭТО ПРОСТО ОТЧАЯНИЕ. Но потребность в правосудии — как владение или любовь. Если подпитывать ее, она только растет. Через две недели после гаража они атакуют лесопилку под Соласом, штат Калифорния, месяцами работавшую при отозванной лицензии и уложившей штраф в недельную прибыль. Женщина, которая слышит голоса, говорит, как должно пройти нападение. Обученный наблюдатель встает на дозор. Инженер превращает два десятка пластиковых бутылок молока во взрывчатку. Ветеран берет на себя детонацию. Психолог поддерживает в них силы. Смертоносная машинерия горит лучше, чем они ожидали. В этот раз они оставляют послание на стене ближайшего склада — не тронутого, потому что хранит невинную древесину. Буквы искусные, даже вычурные:
НЕТ САМОУБИЙСТВЕННОЙ ЭКОНОМИКЕ
ДА НАСТОЯЩЕМУ РОСТУ
Они сутулятся за столом Шелковицы, будто готовы сдавать колоду карт. Теперь философия и другие тонкости им не помогут. Рубикон перейден, дело сделано; слова не имеют значения. И все-таки они не могут перестать говорить, пусть предложения и не длинные. Все-таки они спорят, когда вывод спора давно пропал в зеркале заднего вида их фургона.
Адам наблюдает за соучастниками по поджогу, подмечает вопреки себе. Шелковица рубит воздух в замедленном движении. Опускает край ножа на раскрытую ладонь в четком выводе.
— Я как будто два года подряд на нескончаемых похоронах.
— С тех пор, как сняли шоры, — соглашается дитя-шут.
— Все протесты. Все письма. Все побои. Орали, срывая голос, но никто не слышит.
— Мы за две ночи добились больше, чем за годы стараний.
Адам больше не умеет мерить достижениями. Что они делают — что делал он, — так это просто ненадолго притупляют боль, чтобы выдержать.
— Больше это не похороны, — говорит Мими.
— Не самый трудный выбор, — говорит Ник. Его голос затихает, застигнутый врасплох засадой здравого смысла. — Мы уничтожаем немного техники — или эта техника уничтожает много жизни.
Психолог слушает. В человеческом сердце есть и другие, куда более глубокие обманы. Он бросил жребий ради потребности спасти то, что можно спасти. Нужно отыграть хоть сколько-то времени у наползающего апокалипсиса. Больше этого ничто не имеет значения. Вот и ответ для его диссертации.
Оливии достаточно только опустить подбородок — и остальные замолкают. Ее власть над ними растет с каждым преступлением. Она приложила руку к пню размером с часовню. Она наблюдала, как умирает лес старше ее собственного рода. Она внимала советам от чего-то больше человека.
— Если мы ошибаемся, мы заплатим. Они не могут отнять больше, чем наши жизни. Но если мы правы? — Она опускает взгляд, задумавшись. — А все живое говорит мне, что мы правы…
Мысль пояснять не нужно. На что не готов человек, чтобы помочь самым чудесным результатам четырех миллиардов лет творения? Пока Адам задается этим вопросом, он понимает и кое-что еще: они впятером идут на очередную вылазку. Еще одну. Она должна быть последней. Потом они разойдутся, сделав то немногое, что могли, чтобы помешать человечеству убить само себя.
АДАМ САМ НАХОДИТ СЮЖЕТ: «Лесная служба ищет проекты многократного использования». Тысячи акров общественных земель в Вашингтоне, Айдахо, Юте и Колорадо в аренду для частных спекулянтов и девелоперов. Расчистка лесов под новую финальную прибыль. Группа слушает репортаж в тишине. Даже голосовать не приходится.
Без физических или электронных писем, почти без созвонов. Они общаются лицом к лицу или не общаются. Живут на наличные. Ничто не записывают. Работа Шелковицы становится все изощренней. Она приступает к лучшему произведению, пользуясь самодельными подпольными трактатами: «Четыре правила поджога», «Пожар с электронным таймером». Новая разработка надежней. Клен и Дуг-пихта ездят за ее материалами чуть ли не за восемьдесят миль.
Хранитель и Адиантум изучают одну из сданных площадок — Стормкасл в Айдахо, в Биттеррутсе, рядом с границей Монтаны. Здоровые куски общественного леса распродаются под очередной всесезонный курорт. Они выезжают и обходят точку застройки ночью, когда там никого нет. Художник все зарисовывает — новое дорожное полотно, гаражи с техникой и трейлеры строителей, след свежего котлована. В его идеальных эскизах жар — и смирение. Пока он рисует, недоучка-актуарий бродит по расчищенной земле, измеряя шагами расстояние между мерными вехами. Склоняет голову, прислушиваясь.
Все пятеро работают в гараже Шелковицы, в палатке, в малярных костюмах и перчатках. Собирают каскады двадцатилитровых ведер с таймерами в пластмассовых футлярах «Таппервейр». Размечают на картах Хранителя, где должно сработать каждое устройство для самого живучего пожара. Они сделают это последнее заявление — и конец. Потом разделятся, растворятся в невидимой рутине, завоевав внимание страны. Воззвав к совести миллионов. Заронив семя, которое раскрывается только в пожаре.
ВСЕ СКЛАДЫВАЮТ В КУЗОВ ФУРГОНА. Когда поднимается гаражная дверь, и они выбираются наружу, кажется, друзья просто направляются в горный поход. Они берут полицейский сканер частот. Перчатки и балаклавы на всех. Они одеты в черное. Покидают Западный Орегон спозаранку. Любая авария на межштатном шоссе — и фургон вспыхнет огромным огненным шаром.