Вернадский
Шрифт:
Родичев умер 6 марта 1933 года.
Вот еще одна показательная запись Вернадского 1932 года: «Застал, вернувшись, к 7 ч. Ивана. Он прочел письмо Мити — грустное, трогательное. Старики мы, доживающие жизнь: прошлое преобладает над будущим. Он выделяет меня и я действительно не чувствую силы прошлого — еще живу, и мысль все идет и разворачивается. Он подметил то, что я чувствую — стихийное развертывание и углубление»26.
Существовать для Вернадского — значит мыслить. Все его дневники и письма по-прежнему полны планов, общественных и личных, полны глубокого и обширного, всестороннего интереса к жизни.
Говорят, что Прометей, дав людям огонь, отнял у них дар предвидения, чтобы они не сознавали своего конца, и тем увеличил неопределенность поведения. Вернадский в предвидении предела жил, спокойно относясь к запрещенному Прометеем знанию. Только стал более расчетливым, точно планируя, над чем нужно работать, а что отложить навсегда.
Глава двадцать вторая
«МНОГОЕ СДЕЛАЛОСЬ МНЕ ЯСНЫМ, ЧЕГО НЕ ВИДЕЛ РАНЬШЕ…»
По сравнению с заграницей вновь бросается в глаза русское неблагополучие. И за рубежом повсюду толки о мировом кризисе и упадке. Но всё познается в сравнении. В Германии 1932 года Вернадский, правда, заметил признаки экономической депрессии. Зато в других странах на поверхности ничего не видно, а в Чехословакии даже, напротив, все признаки процветания, в городах идет большое строительство.
Россия продолжает падать: Вернадский не ездит по стране, но к нему сами стекаются вести отовсюду. Дневник 12 февраля 1932 года: «Был Ненадкевич. <…> Рассказывал о Нижнем Тагиле, где его брат. Тяготится однообразием. Культурные условия жизни очень плохи. Большая стройка. Работа ведется “раскулаченными”, их отовсюду присылают. Живут в ужасающих условиях жилища и еды. Полное рабство — хуже поселений 18 века. Крепостное право — их дети освобождаются из этого рабства? Неужели к этому идет. Я здесь делаю вывод, который, наверное, делается и живущими там. <…>
Стройка огромная и большая растет на Хибинах: в основе труд крепостной на горе, на силах и страданиях невинных.
Ужас жизни русского крестьянина непрерывный. Страдание. Но силен дух, т. к. это понимается и переходит от поколения к поколению»1.
«Был Симорин. <…> Положение на Мурмане. Пьянство всех постоянных ответственных партийных работников. Это, по-видимому, широко распространено. И здесь в Академии, и в магазинах.
Фактически хулиганство, невежество, воровство и пьянство разъедают правящий аппарат.
В Ташкенте, Саратове — в провинции настоящий голод и в городах во всяком случае. А деревня находится в страхе крепостного права. Картина жуткая»2.
По записям видно, как неумолимо сбывается его украинский прогноз о голоде.
Восемнадцатое февраля 1932 года: «Вотчал из Киева. <…> В деревнях — крепостное право в форме военных поселений и государственных крестьян, лишенных частной собственности и дома. Бегут, кто может, бросая все — в Кузнецкий бассейн и т. д. Мальчуган семьи, где он живет летом на “даче”, напевает:
Нема хлиба, Нема сала, То совийска Влада стала»3.Через десять лет он оценивал тамошнюю обстановку 1932 года так: «На Украине — голод.
Украинские академики рассказывают ему о разгроме академии. Двадцать академиков и сотни сотрудников репрессированы. Опале подверглись его близкие соратники Василенко и Крымский.
Краткая передышка конца 1920-х годов закончилась, и великий перелом коснулся всех, в том числе и населения Ленинграда. Дневник 10 марта 1932 года: «Ухудшение условий жизни, слухи о войне, голод, финансовый надвигающийся быстрыми темпами крах, исчезновение продуктов, резкое ухудшение в положении печати (исчезновение газет и ухудшение их содержания), уменьшение производства книг (невозможно их достать), гнет и произвол: очень тяжелый фон разговоров и настроений. Удивительно приспособляющееся животное — человек. Великие идеи и искания и бездарное исполнение и искажение на каждом шагу. Пропала идея свободы, свободы не только при исполнении, но и при искании»5. Таково светлое будущее, куда завели страну социалистические лидеры.
Положение самих же академиков именно в дни голода немного улучшилось. В полуграмотной среде властителей — выходцев из народа академики кажутся какими-то небожителями. Общественное мнение превозносит звание академика, им устанавливают «совнаркомовские пайки», спасают и отделяют от народа. По особым спискам через Дом ученых стали выдавать дешевые и лучшего качества продукты. На 80 рублей в месяц там можно было купить столько продуктов, сколько на рынке за 300 рублей и больше. Зато все остальные сотрудники Академии наук — не академики — на общих основаниях. В таких условиях влачил жалкое существование Радиевый институт. Относясь к учреждениям, не имевшим военного значения и не дававшим немедленной пользы, он снабжался сиротски. Так, лет десять строили циклотрон. Держались, как первые христиане, идеями и энтузиазмом.
Мюнстерским докладом началось формирование радиогеологии. В Радиевом институте сложился один из двух мировых центров ядерной геохронологии (другой центр — в Соединенных Штатах). В 1932 году под председательством Вернадского в академии образовалась комиссия по определению геологического возраста горных пород.
Сегодня понятое об абсолютном возрасте — уже привычное. Не удивляемся мы и цифрам о возрасте Земли — 4,5–5 миллиардов лет. Откуда взялись эти цифры, которые сегодня знает каждый школьник? Конечно, они добыты тяжким трудом ученых.
До начала XX века точных цифр в геологии не существовало. Еще во времена Ньютона научная комиссия под председательством архиепископа Ашера установила, что Бог закончил создавать мир в пятницу 26 октября 4004 года до Рождества Христова. Все образованные люди понимали условность этих цифр, но только Бюффон дал первую, основанную на научных данных цифру существования Земли и разделил ее на две эпохи — формирования планеты и развития ее природы. И то у него были крупные неприятности с теологами Сорбонны.