Вернадский
Шрифт:
Наполнившие Киев либеральные деятели, наконец, консолидировались и созвали съезд. Вернадский был делегирован полтавскими кадетами, и 7 мая он уже в поезде, снова заполненном солдатами, но на этот раз по какому-то мрачному юмору — немецкими. Ехал целые сутки, в результате опоздал к открытию съезда. Но его как отца-основателя сразу усадили в президиум и попросили председательствовать на вечернем заседании 8 мая. При всем обилии мнений господствующее настроение на съезде — использовать украинскую государственность для восстановления России. Даже был принят пункт о русском языке как государственном. Надежды на русскую культуру сквозят и у него самого после разговора с новыми людьми, с местной кадетской молодежью: «Огромно значение сознательного стремления русского
На время съезда Вернадский устроился в маленьком домике на Тарасовской улице у профессора Василенко, хорошо известного ему по петербургскому министерству и по партии. Широко был известен Николай Прокофьевич и на Украине и теперь стал министром просвещения и одновременно — иностранных дел — в правительстве Скоропадского. Василенко обрисовал ему положение дел после переворота. Немцы распоряжаются и вывозят все что можно, в основном продовольствие, захватывая склады. Правительственная украинизация нестрогая, можно даже сказать, необременительная. Немцы пишут свои приказы по-русски. Провозглашалось равноправие граждан. Город переполнен беженцами с севера. Жизнь бьет ключом. Поскольку создавалась полноценная украинская государственность, Василенко поставил вопрос перед гетманом о создании на Украине своей Академии наук. Оба профессора знали, что такой план существовал еще в их петербургском Министерстве народного просвещения после Февральской революции. И Николай Прокофьевич предложил Владимиру Ивановичу взяться за это дело.
За пять месяцев полтавской жизни Вернадский понял, что Украина отделилась и независимо от того, останется ли русский язык государственным или нет, ее самостоятельность уже есть факт. Соглашаясь возглавить работу по организации академии, он понимал, что гораздо больше, чем все вооруженные люди вместе взятые, способствует окончательному отпадению Украины или, в лучшем случае, превращению ее в федеральную часть России. Научный центр, который изучает язык и историю народа, означает, что из народа выделилась нация, осознающая свою общность и историческую судьбу. Без такого изучения национальной самостоятельности быть не может, какие бы политические лозунги ни провозглашались. Ее нельзя внедрить силой.
Нужно считаться с реальностью. Если он не согласится создавать академию, завтра прибудут деловые эксперты из Берлина или Вены и, без сомнения, наладят такую работу, которая, кстати сказать, шла тогда по всей Восточной Европе. Уж лучше академия сохранит традиционные связи с русской культурой. Наука вообще не имеет национальности. И потому, будет ли Украина отдельным государством, во что пока мало кто верит, или войдет на правах федеративной части в Россию, научный центр останется навсегда, он будет не разъединять, а связывать русёкий и украинский народы в высших сферах истины. Правда, в разговоре с Василенко Вернадский поставил условие: он не станет принимать украинского гражданства. Будет работать как свободный эксперт, приглашенный правительством.
Дело заманчивое, и он, как всегда, подпадает под власть грандиозной цели — создать полноценную Академию наук. «Все больше вдумываюсь в создание большого центра в Киеве, воспользовавшись благоприятной политической конъюнктурой, — записывает в дневнике 12 мая. — Даже если не удастся провести — надо проводить. Обычно из всего этого всегда что-нибудь выходило и никогда нельзя знать результата. Не надо знать результат, а надо знать, что хочешь получить. Написать записку об Украинской Академии наук. 1. Национальная библиотека при Академии. Государство должно дать несколько миллионов на приобретение книг. 2. Научно-исследовательские институты: Геологический комитет, Географическая карта, земледельческие и почвенные [станции]. Необходимо немедленно выработать план»24.
Принципиально в этих словах план уже изложен и по возвращении в Полтаву мысленно оттачивается. А 1 июня он прибывает в Киев [10] . 4-го
10
Здесь, вероятно, дата по новому стилю, введенному Радой; будем его придерживаться далее, несмотря на то, что белые на своей территории снова вводили старый.
Прежде всего, более четко сформулировал многообразные и не совсем ясные желания и устремления правительства. 9 июня Вернадский был на приеме у гетмана. В дневнике: «Генерал свитский, не вполне разобравшийся в положении и недостаточно образованный, но, очевидно, очень неглупый и с характером, по крайней мере, в смысле желания»25. Скоропадский надеялся при создании Академии наук обойтись малыми средствами, на что Вернадский указывал, что и «малые — будут “относительно малыми”». В результате гетман все же обещал всякое содействие.
В эти же дни Владимира Ивановича пригласил к себе один из лидеров свергнутой Рады историк Михаил Грушевский, который, оказывается, полулегально жил в Киеве и был весьма обеспокоен стремительным образованием Академии наук. Он надеялся, что в этот ранг будет возведено его львовское «Науково товариство», и уговаривал Вернадского не брать деньги у «такого правительства», вообще не спешить, ведь положение непрочно. Именно по этой причине и надо спешить, говорил Вернадский. Он подробно описал их встречу и свою генеральную линию: не сбиваться на политику; наука — дело мирового уровня, не зависит от правительств и движений народов, и только она поможет выйти из военного истощения. Грушевский отказался и работать по организации академии, и войти в нее. Вернадский обещал донести до коллег его заявление.
А работа между тем разворачивалась, как он и наметил, широко и сразу в трех направлениях: создание Академии наук, национальной библиотеки и ряда необходимых учебных и научных учреждений. Вернадский формировал сразу три комиссии, подыскивал ученых секретарей в каждую. Секретарем по уставу Академии наук стал знаток истории и семей Украины архивист В. Л. Модзалевский, секретарем по высшей школе — молодой геолог Б. Л. Личков, по библиотеке — А. З. Носков и Е. Ю. Перфецкий.
Теперь нужны люди, ученые, и он их собирает. Среди многочисленных знакомых на пост вероятного непременного секретаря лучше всех подошел бы его московский знакомый, профессор Лазаревского института восточных языков Агафангел Ефимович Крымский. Он знаком с ним с 1905 года по Академическому союзу и даже несколько раз был у него в институтской квартире в Армянском переулке, заваленной от пола до потолка книгами. Крымский — эрудит, не только специалист по семитологии, арабистике, истории ислама, но и большой знаток грамматики и истории украинского языка. Крымский в 1908 году издал книжечку украинских стихов и подарил ему, подписав так: «Самому дорогому моему приятелю и лучшему человеку, которого я когда-либо знал, академику В. И. Вернадскому».
Крымский откликнулся с радостью. Согласился переехать навсегда, только нужно перевезти всю собранную им огромную библиотеку восточной литературы, которую в дальнейшем мог бы передать в академию (что потом он и сделал). Вернадский занялся добыванием вагона для Крымского, и вскоре тот прибыл в Киев с книгами и включился в работу.
Из Харьковского университета Владимир Иванович пригласил своего сочлена по Государственному совету, профессора истории и знатока Слободской Украины Дмитрия Ивановича Багалея, предназначая ему роль своего заместителя.