Вернадский
Шрифт:
Уже во второй раз возникает слово «автотрофность» — способность живых организмов напрямую, без посредства других живых организмов утилизировать энергию Солнца. Так устроены растения, многие микроорганизмы. Другие — гетеротрофы — должны употреблять живые ткани, чтобы получить энергию. Но при чем здесь человечество? Оно же явно употребляет в пищу растения и животных. Через два месяца напряженных размышлений на эту тему он запишет в «Мыслях и набросках» 1920 года: «5. Стремление человека к бессмертию, ужас смерти, чувство ее как чего-то противоестественного, имеют реальное основание. С точки зрения общих
Надо ли говорить, что из планов Арнольди ничего не получилось, да и не могло получиться в канун 1920 года, в дни гибели Добровольческой армии и ее бегства в Крым и на Кавказ. Лавина все еще летела, сметая на своем пути людей, их планы и желания.
«Вчера не удалось уехать, — сообщает Вернадский открыткой Корнилову из Ростова 26 декабря (уже нового стиля), — поезда были отменены. Попробую сегодня. У меня дело на 2–3 дня в Екатеринодаре, а затем через Новороссийск буду пытаться проехать в Крым. Что буду там делать — не знаю, надо как-нибудь жить»45.
Удивительно, но в этот последний день в Ростове он видит в газете «Донская речь» свою статью «Научная задача момента». Наверное, он был единственным в наступившем развале, кто так далеко смотрел, даже за пределы большевистской победы: «Глубже вдумываясь в происходящее, отыскивая его скрытые основы, легко убедиться, что настоящее спасение России, залог всего ее будущего, ее единства, ее значения в мировой жизни — наиболее ярко и наиболее жизненно сосредоточивается в духовной творческой работе народа, — в науке, искусстве, технике, творчестве, общественной и политической жизни»46.
В канун Нового года в безумной круговерти и людской панике он добирается до Новороссийска, где устраивается на пароход «Ксения» среди высших гражданских чинов и офицеров, как бывший член Государственного совета.
Пока пароход заполнялся, встречался с друзьями. «Был у Павла Ивановича [Новгородцева]. С ним прощался. Когда увидимся — неизвестно. Может быть, в Крыму? П. И. говорит, что он только теперь начинает считать положение безнадежным. Шансы 1 на 10. И все же он не признает всех ошибок ДА. Сейчас у него большая критика и Деникина. Он не хочет уезжать из России — отрываться от семьи. Обдумывает, как наладить научную свою работу. И я думаю, что он молодец в этом отношении — его жизнь вся проникнута идеей и никогда не прекращалась его научная работа»47.
В эти дни шла огромная эмиграция профессоров в славянские страны, уезжала масса знакомых. Вернадский и сам записался в это движение, думал о работе в Чехословакии или Сербии. Новгородцев закончил свои дни в Праге в 1924 году. Жизнь раскидывала друзей.
В те же дни Россию покинул Федор Родичев. Он уезжал через Одессу и незадолго
Глава четырнадцатая
«Я ПОЧУВСТВОВАЛ В СЕБЕ ДЕМОНА СОКРАТА»
На переполненном пароходе Вернадский подходил не только к Крыму, но и к кульминационной точке своей жизни, откуда, как в сказке Гоголя, стало видно сразу во все стороны света. В бытовом смысле приближался к низшей точке унижения, а в духовном — к высшей, откуда увидел смысл и подлинное значение своей жизни.
Итак, пароход «Ксения». Собственно говоря, полное название его «Великая княгиня Ксения», но имя осталось в той, прежней, упорядоченной жизни, когда судно считалось гордостью Русского общества пароходства и торговли вместе с другими лайнерами первого класса. Пассажиры в недоумении обсуждают новое название «Муравьев-Апостол». В прошлом и удобные каюты, и прекрасный ресторан, и музыкальный салон, наполнявшийся богатой публикой, и вечный праздник, сопровождавший его на Крымско-Кавказской линии. От былого великолепия одни воспоминания.
Все салоны, каюты и палубы переполнены людьми и их вещами. Ночь, северный ветер и холодное море. В такую ночь не верится, что греки когда-то называли море Эвксинским — Гостеприимным.
На другой день, 19 января 1920 года, пришли в Крым. Дневник: «Стоим в Феодосии. Ночь и день кошмарные, 90 процентов больны, без всяких удобств, при невозможной скученности и некультурности»1. Вот что такое Гражданская война. Это не борьба пролетариата и буржуазии, а прежде всего грабежи, болезни, голод, скученность. Тифозная вошь унесла в Гражданскую войну больше людей, чем пули.
Пароход шел в виду крымских гор. Мировая война облагодетельствовала эти берега. Лишенные привычных европейских курортов, сюда устремились люди на отдых, и за какие-то несколько лет здесь все обстроилось, приобрело обжитой и нарядный вид. Столицей курортов стала Ялта, к которой «Ксения» и шла.
Как только пароход причалил к ялтинскому молу, Вернадский сошел на берег и увидел в толпе встречающих Георгия. То была еще одна встреча в духе смутного времени.
Наталия Егоровна и Нина чуть не ежедневно ходили на пристань, как все беженцы, в надежде хотя бы узнать новости. Услышав, что прибывает «Ксения», постояльцы Горной Щели спустились в порт, и Георгий первым увидел и привел к ним отца.
«Весь день мы просидели все вместе и проговорили, — вспоминала в «Хронологии» об этой чудесной встрече Наталия Егоровна. — Уводила только Владимира умыться и переодеться, осмотреть с точки зрения вшей. Нашла их несколько в белье… Приняла все меры дезинфекции… Хотя встревожилась ими немного, но больше надеялась, что обойдется, как было у нас с Ниночкой»2.
Ветшающее бакунинское гнездо укрыло их от окружающего неуютного мира, где жизнь разваливалась буквально на глазах. Теперешняя хозяйка Сонечка Бакунина окружила любимого дядю заботой. Муж ее, офицер при штабе Кутепова, еще на Кавказе.