Вернадский
Шрифт:
Вернадский часто выезжал, чтобы увидеть и оценить предлагаемое собрание, или посылал специалиста. И в самом Киеве, особенно с установлением в феврале советской власти, обнаружилось немало объектов спасения. Новые правители расформировали «идеологически чуждые» учреждения, и их книжные собрания целиком входили в библиотеку. Ученые спасли от расхищения огромную библиотеку 1-й Киевской гимназии — 100 тысяч томов, коллегии Павла Галагана — 9269 томов сочинений первой половины XIX века и 800 томов редких книг. Когда не представлялось возможным вывезти книги из закрытого коммунистами собрания, его оставляли на месте
Национальная библиотека строилась как научная и одновременно — общедоступная. Она расположилась в здании 1-й Киевской гимназии. Теперь построено новое здание, а прежнее превратилось в филиал, а самой библиотеке присвоено имя Вернадского.
При восстановлении связей с Россией библиотека сразу обратилась ко всем схожим учреждениям, известив о своем возникновении, и предложила наладить книгообмен и присылку обязательных экземпляров книг, издающихся на Украине. По инициативе Вернадского собирались издания революционных лет вплоть до листовок, приказов, объявлений и рукописей. Большой бумажный поток стекался сюда со всех концов украинской круговерти.
В третьей комиссии — по высшей школе — ему хорошо помогал Борис Леонидович Личков. Молодой геолог интересовался широким кругом вопросов, а в 1914 году он выпустил философскую книгу под названием «О границах познания в естественных науках», которую Вернадский с интересом прочитал. Деловое сотрудничество переросло у них в более тесное задушевное общение. Отныне вся дальнейшая судьба Л ичкова будет связана с Вернадским.
Работа между тем шла по преобразованию Киевского университета Святого Владимира в Государственный университет имени Шевченко. Открыты университет в Екатеринославе и некоторые другие учебные институты.
Осенью 1918 года удалось наладить даже эксперименты по живому веществу. По его запросу только что формально созданная, но еще не действующая академия выделила своему руководителю небольшую сумму для опытов. Как записано в протоколе: ассигновано 59 400 карбованцев «для науковой праци про значности живой матерш и геохимш».
Единственной приличной, хорошо оборудованной лабораторией оказалась лаборатория Союза сахарозаводчиков, которой руководили профессора C. Л. Франкфурт и А. И. Душечкин. Вернадский увлек идеями некоторых молодых сотрудников, и опыты начались, причем в самые смутные дни наступления на Киев петлюровских войск.
Опыты касались в основном химического состава живых организмов. На целое столетие, писал он, наука отстала в выяснении состава и соотношения различных химических веществ в организмах от познания неживых тел. Особенно на атомном уровне.
Ему помогала молодой химик Ирина Дмитриевна Старынкевич. Они проанализировали с ней 120 видов растений и животных и сразу получили множество новых данных. Открыли кобальт во мхах, никель в организме мышей и т. п.
Один из опытов имел далекоидущие последствия в понимании роли живых организмов на поверхности планеты, или, как говорили в старинных научных книгах, «в экономии природы». Иначе говоря, речь шла о выяснении баланса энергии в биосфере,
«Я занимался каолином еще в Париже у Ле-Шателье в Эколь де Мин в 1889 году и дал его структурную формулу. При разложении каолина выделяется тепло, как первый показал Ле-Шателье и как я могу него [в лаборатории] подтвердить. Разлагая каолиновое ядро, диатомовые должны получать свободную энергию — тепло, которую могли использовать для жизни»28.
Интрига опыта заключалась в том, что каолиновое ядро, формулу которого он дал еще во время парижской стажировки, исключительно стойкое соединение. Его основу составляет очень удачное сцепление атомов кремния и алюминия. В процессе выветривания глин в природе оно не разлагается. Трудно разорвать эту связь и нарочно, нужно воздействовать сильными кислотами и нагревать до высоких температур.
Если удастся доказать, что диатомовые водоросли разрывают каолиновое ядро, значит, действие организмов аналогично воздействию сильных реагентов и высоких температур. Умея разрывать столь крепчайшие связи, диатомовые водоросли — очень распространенные в биосфере — участвуют в дроблении вещества и играют огромную роль в «экономии природы».
Чистые культуры водорослей поставлял им микробиолог Н. Г. Холодный из университета, а опыты вел студент В. Н. Наумович. Он сразу показал себя вдумчивым и наблюдательным экспериментатором и работал с огромным энтузиазмом. Как и многие студенты, Наумович в эти дни поздней осени был мобилизован в гетманскую армию и прибегал с позиций наблюдать и вести записи в журнале.
Во время петлюровской атаки юноша был убит. Вернадский с тоской писал очередной некролог на смерть молодого талантливого человека.
При штурме города в лаборатории отключили отопление, и большая часть опытов погибла. Лишь один был доведен до конца и дал положительный ответ на поставленный вопрос. Показано, что при посеве диатомовых водорослей на подольскую глину появился гидрат окиси алюминия, что свидетельствовало о разложении каолинового ядра. Вернадский повторит этот опыт через много лет в Москве.
Случай с Наумовичем вызывает еще одну ассоциацию с «Белой гвардией» и с той обстановкой, в которой жили Вернадский и окружавшие его люди. Нина Владимировна, приехавшая осенью из Шишаков, где дома уже не было, но осталась плантация, с которой она привезла немного овощей и трав для чая, вспоминает, как во время одной из прогулок ее с отцом по Бибикову бульвару раздались выстрелы и вокруг начали свистеть пули. Она перепугалась, а он шел, погруженный в свои думы и совсем не замечая перестрелки.
Таков быт. Когда ушли из гимназии, жили у знакомых (на Тарасовской улице в доме 7, у профессора-гигиениста Добровольского). Жили как все: в «уплотненных квартирах», на чемоданах со сдвинутой мебелью в комнатах. Одновременно с Ниной, вернувшейся из Шишаков, приехал (причем в тот же день через несколько часов) Георгий из Перми. Молодой профессор бежал от большевиков, захвативших Урал. Вскоре он уехал преподавать русскую историю во вновь образовавшийся Таврический университет, быстро наполнявшийся бежавшими с севера учеными.