Вернадский
Шрифт:
Дневник: «Основной целью моей жизни рисовалось мне создание нового огромного института для изучения живого вещества и проведение его в жизнь, управление им. Этот институт международный по своему характеру, т. е. по темам и составу работников, должен являться типом тех новых могучих учреждений для научной исследовательской работы, которые в будущем должны совершенно изменить весь строй человеческой жизни, структуру человеческого общества. Мои старые идеи, которые неизменно все развивались у меня за долгие годы моей ученой и профессорской деятельности и выразились в 1915–1917 гг. в попытках объединения и организации работы в России и в постановке на очередь дня роста и охвата научными учреждениями Азии, явно сейчас
Итак, привиделось, что эмигрировал в Англию. Обратился в Королевское общество, и ему предоставили возможность работы в Британском музее над коллекцией силикатов. Он делает несколько статей и докладов в Химическом обществе, обративших на себя внимание. Работает на биологической станции в Плимуте. Получены хорошие результаты. Обобщив их и те, что получены в Киеве, делает доклад на сессии Британской ассоциации. Потом выпускает книгу о геохимическом исследовании живого вещества, имевшую резонанс в научных кругах.
Итак, имя сделано. В Америке под влиянием его идей создается Комитет Института живого вещества. Быстро собран капитал, началось строительство в выбранном им месте на берегу Атлантического океана на восточном побережье Америки. Пока шло строительство, он отправился с докладами по европейским научным центрам, в том числе и в Россию, одновременно набирая сотрудников. «В России я прочел три речи с новым разъяснением учения о живом веществе, причем речь в Петрограде “О будущности человечества” —позволила коснуться глубоких вопросов философского характера, к которым я вернулся в конце жизни. <…> Исходя из идеи автотрофности человечества, как результата мирового — геологического — процесса, идущего с неизбежной необходимостью во времени — и непроходимой пропастью между живым и мертвым — я пытался подходить к научному изучению сознания и резко выступал против его смешения с материей»12.
Постройка шла полным ходом, и месяца за два до открытия института он переехал к своему детищу. Огромное здание, рассчитанное на 50–70 сотрудников, расположилось на берегу океана. Кругом него — дома для сотрудников и служащих среди парка и цветов. Для директора выстроен отдельный дом. В институте — большая библиотека.
Всю организацию института он в общих чертах продиктовал Наталии Егоровне.
Во главе отделов стояли лица разных национальностей. Он ясно представил себе торжество открытия, когда прибыл целый пароход из Европы, в том числе и русские ученые, друзья.
«Удивительно ярко и несколько раз рисовалось действие двух больших приборов, разлагавших организмы в количестве десятков тысяч кило. Описание и принципы приборов продиктовал Наташе. Первая проба была сделана над морскими крабами (какими-то колючими) и сразу дала результаты (будто бы открыт в значительном количестве галлий). По идее работа этих приборов — одного для сухопутных, другого для морских организмов, должна идти непрерывно, и штат химиков по специальностям <…> работал так, как работают астрономы. Материал накапливался десятками лет»13.
Перед ним мелькали открытия новых явлений, углублявших понятия о живом веществе. Он мог вспомнить только обрывки этих идей и некоторые продиктовал.
Затраты на строительство института быстро окупились различными приложениями открытий (удобрения, новые средства от болезней, источники редких элементов). «Но я не все запомнил, и лишь кое-что записал через Наташу. Но работа сделана, и забытое, вероятно, выплывет позже в сознании моем. Как есть мысли, догадки,
Ему привиделось еще, что возникла у него любовная страсть. В него влюбилась богатая американская женщина, у них родился сын. Под влиянием чувства к нему у этой сильной духом и умом женщины возник поэтический талант. Но после тяжких испытаний и переживаний они расстались. Наталия Егоровна все поняла и простила.
Так в непрерывной работе прошло 20 лет. Он стал во главе института, когда ему было 61–63 года, и оставался директором до восьмидесяти лет, после чего удалился от дел и поселился недалеко.
«Здесь я всецело ушел в разработку того сочинения, которое должно было выйти после моей смерти, где я в форме отдельных отрывков (maximes) пытался высказать и свои заветные мысли по поводу пережитого, передуманного и перечитанного, и свои философские и религиозные размышления. <…> Ярко пробегали в моей голове во время болезни некоторые из этих мыслей, которые казались мне очень важными и обычно фиксировались в моем сознании краткими сентенциями и какими-то невыраженными словами, но прочувствованными моим внутренним чувством, моим “я” и очень мне тогда ясными впечатлениями. Сейчас я почти ничего из этого не помню, и мне как-то не хочется делать усилий для того, чтобы заставить себя вспомнить. К некоторым из этих закрытых мне теперь, но бывших, а может быть, и сейчас бессознательно для меня живущих мыслей у меня какое-то внутреннее не то стыдливое, не то священное чувство уважения, и мне не хочется их касаться, а хочется их ждать, ждать того нового порыва вдохновения, когда они появятся все целиком и когда они будут понемногу выявляться в моей жизни. Такие состояния в гораздо меньшей ясности мне приходилось переживать и раньше. Я помню, однако, что некоторые из этих мыслей имели характер гимнов (которых я никогда не пробовал раньше писать), и в одной из мыслей я касался, в переживаниях, мне думалось очень глубоко, выяснения жизни и связанного с ней творчества, как слияния с Вечным Духом, в котором сливаются, или который слагается из таких стремящихся к исканию истины человеческих сознаний, в том числе и моего. <…>
Сейчас вспомнил об одной мысли, которая ярко выливалась во мне во время болезни, но к которой я подходил еще в Киеве, во время моей работы над первой главой своей книги о живом веществе. <…> Это мысль о возможности прекращения смерти, ее случайности, почти что бессмертия личности и будущего человечества. Меня интересовали последствия этого с геохимической точки зрения. Сейчас, во время болезни, целый рой идей, с этим связанных, прошел через мое сознание»14.
Одна из записей рукой Наталии Егоровны говорит об автотрофности человечества, то есть о готовящемся в течение всех предшествующих миллионов лет перевороте в эволюции живого мира планеты путем создания автотрофного позвоночного, то есть человека, больше не питающегося другими организмами. С помощью науки и техники он выйдет на новую ступень минерального питания — прямого усвоения солнечной энергии. Такое существо, записано здесь, не будет давать трупов.
Итак, он писал свою книгу по-русски и одновременно готовил английский перевод. И очень заботился о том, чтобы доход от издания книги, которой дал название «Размышления перед смертью», пошел на благотворительные цели. Их должен осуществлять особый комитет из подобранных им доверенных лиц. Они должны находить людей, которые нуждались в помощи, заслуживали ее, и помогать им сугубо избирательно и лично. Таково условие. Далеко не случайное, свидетельствующее об иерархии ценностей. Любовь и милосердие выше всего.