Верное слово
Шрифт:
– Я скоро буду дома! – шепнула Рощина. Силуэт превратился в мерцающее облачко, которое начало наливаться бордовым.
– Вниз! Падайте! – уже не ментальный приказ, крик. Рощина рухнула, как подкошенная, прикрыв руками голову. Облачко вспыхнуло, обдав жаром, и исчезло. Оля, не оглядываясь, сперва ещё помогая себе руками, а потом, поднявшись на ноги, но всё еще опасаясь распрямиться в полный рост, побежала к поднятому щиту.
Юля не думала, что это будет так. Она ожидала чего-то более эффектного, яркого, а не этой бескрайней
Невидимый враг, ждущий внизу, когда они спустятся. И крутящийся в голове приказ герра Штеммермана – садиться, сбрасывать крылья.
Они пытались, пытались!
Юля – или Ганс Мюллер – помнили, как «зигфриды» пытались опуститься на землю. Как кто-то, невидимый за белым пологом зимы, ударил по ним. И обер-лейтенант Гроссе погиб, так и не сумев избавиться от проклятых крыльев. Запах горелого оперения, казалось, въелся в кожу и мысли.
«Садитесь! Вниз! Это приказ!»
А потом Юрген разорвал Штеммермана в клочья – это была плата за смерть Гроссе. За то, что лучших магов вермахта подвели под формулу, которую никто не удосужился проверить, которую дописали на коленке и выдали за новое оружие. Оружие возмездия.
«Вот твое возмездие!!!» – рычал Юрген, пикируя на того, кто послал на смерть его людей.
Все чувства, что закипали в душе Ганса, разом иссякли, сменившись растерянностью. Кому теперь верить? Кого слушать? Чьим приказам подчиняться?
Юля знала это ощущение. Она жила с ним столько лет. Виктор бросил их на болоте, Сима – могла достать его, но отпустила, оставила «серафимов» в неведении, а потом и простила предателя. Девчата приняли её сторону. О них предпочли забыть, а вспомнили лишь затем, чтобы послать убийц. Украли жизнь, отняли даже имена, превратив девять молоденьких магичек в портреты на стенах аудитории.
Юля научилась не верить никому. У неё, в отличие от бедолаги «зигфрида», было время – на болоте и после, когда приходилось следить за тем, чтобы даже во сне не назвать подруг именами мёртвых бойцов «героической седьмой».
«Кому верить? За кем идти?» – Панические позывные мятущейся сущности отзывались в душе Юли так явственно, что в её глубине начало закипать ненавистью выстраданное «никому». Ненависть потекла холодом по позвоночнику, возвращая к жизни раздавленного заклинанием Маши Угаровой демона.
«Нет, – сказала себе и растерянному «зигфриду» Юля. – Есть те, кому можно верить. Был такой человек, и в твоей жизни, Ганс, и в моей. Тот, чей чёрный силуэт вёл в метельной ночи. У тебя был твой Юрген, разорвавший руководителя операции в клочья за своих обманутых бойцов».
У Юли была Сима – верная и отважная староста, не выдавшая «серафимам» Виктора, но и ему – своих девчат. Хранившая их, как ангел ангелов, каждый день. Заставлявшая на болоте сбрасывать крылья, через боль и безумие – чтобы остаться людьми. Заставлявшая забыть о крыльях, когда Маша Угарова подарила «серафимам»
Серое марево перед внутренним взором поредело. Снежные хлопья сложились в едва узнаваемый образ – строгое, искажённое злобой, сосредоточенное лицо Юргена Вольфа, сквозь которое мгновение спустя проступил другой лик – девушка с длинной русой косой.
Усилием воли Юля полетела ему навстречу, разметав в клочья морок чужой памяти. Солнце, хлынувшее в лицо, ослепило её. Невероятным усилием Рябоконь повернула голову и посмотрела туда, где стояла староста.
И в то же мгновение существо, не сумевшее одолеть едва не сдавшегося противника, выскользнуло из её тела, зависнув перед Юлей, подчинённое её вере в подругу.
«Верь! Есть те, кто нас не предавал! Есть те, кто был рядом всегда, – и не смей сомневаться!» – Юля с жалостью посмотрела на светящийся силуэт, пытаясь по лопающимся магическим нитям, что стягивали их только что в одно, отдать неупокоенному немецкому магу свою уверенность.
Она протянула руку, чтобы в последний момент коснуться того, кто несколько минут был ею, частью её души – но рука наткнулась на магическую защиту, разлетевшуюся в клочья, когда отпечаток Ганса Мюллера полыхнул, возвращая составлявшую его силу в мировой поток магии.
– Юлия, уходите, у нас проблемы! Уходите быстро! Прочь с линии огня!
«Прочь! Дальше, дальше от людей!» – Лишь эта мысль сумела пробиться через алое зарево, в котором утонул в одночасье весь мир. Нелли расправила крылья и мощным толчком поднялась в небо, таща за собой противника. Ульрих Кноссе, точнее, демон-трансформант Ульрих Кноссе, ударил её когтями в живот, но Нелли даже не почувствовала этого. Через минуту рана затянется. Они множество раз проходили эту науку в бою – формула Решетникова делает бойца если не бессмертным, то почти неуязвимым.
Нелли неслась вверх, наслаждаясь почти забытым ощущением невероятной безграничной свободы. Она сжимала и сжимала когти, с терпкой радостью ощущая, как трепещет в них враг, превращаясь в жертву, в добычу. Это снова был сорок первый, отчаянный, страшный год. И снова у неё в когтях прощался с жизнью один из проклятых фрицев. Ульрих Кноссе больше никогда не увидит свою Хильду.
«Какое мне дело, как его зовут?! – захохотал в голове Нелли чей-то хриплый чужой голос. Её голос. – Какое мне дело, как зовут его девчонку в берете?! Его ждёт смерть, только смерть! Смерть! Потому что я и есть – Смерть!»
Гюнтер Хубер был точно таким, как думала Лена. Даже перестав быть человеком, потеряв тело и имя, он умудрялся смотреть на мир с надеждой и радостью. Его присутствие Лена почувствовала раньше, чем отозвался разум, – раньше чужого сознания, чужой воли, чужой памяти пришло восприятие. Запах травы стал отчётливым и пьянящим, небо словно улыбнулось, позволив солнечному лучу пробиться между обрывками облаков. Все краски стали ярче и радостнее, словно тот, кто смотрел на них, уже в пелёнках был неизлечимым оптимистом.