Верное слово
Шрифт:
Не хотелось верить, что ошибся, просчитался. Виктор так отчаянно вызывал на себя Юргена Вольфа, что поначалу растерялся от обрушившихся на него чувств и воспоминаний. А чем иначе мог объяснить товарищ Потёмкин, что дрогнул – до боли ощутил всем существом чужое чувство, упал на колени, закрыл руками лицо, по которому заструились – не его, чужие – слёзы. Советские военные маги не плачут. Он не плакал, когда погибали его бойцы, когда Сима – его любимая, хорошая, верная девочка – смотрела полными отчаяния глазами из-за невидимой стены, за которой он запер «серафимов» под
Отчего же тогда вместо руководителя группы «Зигфрид» прицепился к нему Отто фон Штеер? Что общего со своим вечным сомнением и сожалением отыскал католик Отто в душе ярого атеиста, верившего только в науку и силу воли?
Отто верил во всё то, чего не признавал Виктор: верил в Бога и добро, в покаяние и совесть, в грех и сожаление. Не верил лишь, что за сотворённое им может быть прощён. Память фон Штеера – «И как он, такой совестливый, дослужился до гауптмана?» – подумалось Виктору – сохранила всё: каждый приказ, отданный против совести, каждого мертвеца, за чью смерть ответственен был Отто, каждую преданную женщину, каждую материнскую слезу.
Фон Штеер обрушил все эти жалящие, как осы, воспоминания на врага, вколачивая ему в мозг одну лишь фразу: «Как с этим жить? Как с этим жить? Как ты живёшь с этим?»
Словно тайные шлюзы открылись где-то внутри, в чёрных тоннелях естества, о которых и не подозревал Виктор Потёмкин. Выжгла едкая совесть мёртвого фашиста печати, которыми оградил себя Отец. И хлынуло всё – страшное, былое, пережитое и похороненное. Преданное доверие девчат, отправленных им под формулу, сдержанная благодарность магов, которых он послал в Карманов разобраться с «серафимами» – послал на смерть… Страшный, остановившийся взгляд парнишки-наводчика, что сгорел на этом самом холме, когда засбоил Гречин.
– Как мне с этим жить? – Виктор сам не понял, как вырвались эти слова. И у кого он просил совета, ешь твою мать! У пятнадцать лет назад убитого им фашиста с руками по локоть в крови и больной совестью, не давшей ему спокойно сгинуть?!
«Как ты себя простил? – бился в висок бесцветный голос. – Сможет ли Бог простить тебя и меня?»
«Пошёл ты! С совестью своей! Со своим богом… – хотел крикнуть Потёмкин. Но не смог, и как последний козырь, как сбережённый на крайний случай последний патрон, как последнее оправдание и высшую гордость, швырнул в лицо незримому врагу – себе – в лицо: – ОНА меня простила!»
Поплыло всё перед глазами в кровавом мареве. Проступили знакомые, дорогие – как же мог он не понимать, насколько дорогие? – черты: мудрые глаза, русая коса на плече, кроткая улыбка. Сима Зиновьева – не талантливая студентка, не любящая женщина… Родина, преданная, поруганная, воскресшая из пепла, – простила его. Пришла с обожжённым
– Она меня простила!!! – Потёмкин выл, подняв голову к небу. Но тот, кто почти завладел его телом, заставил повернуть голову и посмотреть туда, где в одно слились Серафима и Юрген Вольф.
«Я мог ударить тебя тогда, в ту ночь, когда погибли мои «зигфриды»… – проговорил в голове Виктора всё тот же бесцветный голос. Виктор знал. Просто помнить не хотел. Он не понимал, почему демон не использовал единственный шанс спасти свою группу. – Подумал, верно, что я струсил, засомневался, упустил время?… – В голосе появилось что-то, напоминавшее насмешку. – Слышишь, Юрген?! Прости меня! Или ты, русский ангел, что прощает даже таких, как он…»
Она не сказала «Прощаю» – голоса Симы они не услышали бы, ментальный канал перехватила группа наведения. Серафима – та сущность, которой была она сейчас, – протянула ему прощение, как протягивают руку упавшему товарищу, как бросают с вертолёта лестницу – только найди в себе силы подняться.
И разворотивший Виктору всю душу своей поганой совестью немец принял протянутую руку, потянулся за милостивым лучом, уверенный, что, прощённый русским ангелом, будет прощён и Богом.
Едва он отделился, обретая зыбкую полумагическую плоть, – Виктор ударил. Один, со всей силы, – но ведь с такого расстояния не промажешь. Не важно, в спину или в грудь светящемуся силуэту врага. И остаток сил вложил в то, чтобы закрыться от магической отдачи.
Брызнули во все стороны невидимые нити. Полетела комьями земля. Вихрь поглотил то, что осталось от гауптмана фон Штеера.
Виктор упал на четвереньки и пополз, а потом поднялся и побежал к расчёту, на ходу выкрикивая приказы. Какой-то мужик едва не сбил его с ног, влетев за периметр. Потёмкин обматерил его, не остановившись.
Два демона неслись вверх, так что воздух свистел в маховых перьях.
– Нелли! Нелли Геворговна! Непостижимая женщина… – Демону показалось, что он узнал этот голос. Узнал это имя. Кажется, когда-то оно было его именем. Вспомнилось лицо – мужское, спокойный взгляд, перебинтованные руки, и непривычное ощущение покоя, коснувшееся души в объятиях этих искалеченных рук.
Нелли словно очнулась от страшного сна. Демон всё ещё управлял её телом, но разум, уцепившийся за спасительную ниточку имени, нечеловеческим усилием выбирался на верную дорогу – назад к Нелли Ишимовой, «грузинской княжне», достаточно гордой, чтобы оставаться собой.
Нелли сосредоточилась на том, чтобы ослабить хватку когтей, и одновременно билась и билась мыслью в наглухо запертый демоном и фрицем разум капитана Волкова:
– Роман Родионович, это я, Нелли! Это я! Боритесь с ним!
– Я не могу… – Она не услышала, скорее, почувствовала ответ кожей. – Отпустите меня!
Нелли отчего-то твёрдо знала, что Волков просит не о помощи, не о спасении или свободе. Он просил её выжить, оставив отважного капитана один на один со своей бедой. Он был уверен, что справится.
Нелли почувствовала, что слабеет. Формула, уже отыскав обратную дорогу в её теле, начала раскручиваться назад, превращая демоницу в худенькую медсестру. Её противник, напротив, крепнул с каждой секундой.
Меняя маски
1. Унесенный ветром
Фантастика:
боевая фантастика
попаданцы
рейтинг книги
