Верность и терпение

Балязин Вольдемар Николаевич

Затем, через Владимир, он уехал в Тарутино, где остановилась русская армия, а оттуда — в Ярославль.

Барклай нагнал Кутузова к ночи 2 сентября в 25 верстах от Москвы в деревне Панки. Фельдмаршал спал в карете, в то время как вся армия с тревогой смотрела на северо-восток: 2 сентября вечером отступавшие войска и беженцы впервые увидели у себя за спиной зарево занимающегося московского пожара. И чем дальше уходила армия, тем сильнее он становился.

Арьергарды видели его шесть ночей, до самой последней — с 8 на 9 сентября.

Не

дождавшись делегации «бояр», Наполеон уехал с Поклонной горы и остановился со свитой в большом барском особняке, брошенном уехавшими из города хозяевами. Там же решил он провести и свою первую ночь в Москве — со 2 на 3 сентября.

Перед сном к нему явились адъютанты, поселившиеся в разных частях Москвы, и все, как один, заявили: во всех районах города начались пожары. Сообщали, что в городе, кроме того, начались грабежи.

Наполеон связал два этих явления и решил, что и то и другое — дело рук его солдат.

Он тут же назначил герцога Тревизского, маршала Эдуарда Мортье военным губернатором Москвы и потребовал прекратить грабежи и пожары.

Ночью ему сообщили, что горит центр города, Гостиный двор и те районы Москвы, где французы не остановились на постой.

Сильный ветер способствовал тому, что пожар разгорался все сильнее. Утром 3 сентября Наполеон поехал в Кремль, намереваясь устроить там свою резиденцию. Он был поражен красотой и великолепием города и еще более удивлялся, что Москва совершенно безлюдна.

Однако вскоре эти впечатления отступили на второй план — город час от часу горел все сильнее и к вечеру 3 сентября превратился в пылающий костер. Горел Каретный ряд, казенные склады в Замоскворечье и сотни обывательских домов. Уже в пять часов утра полицейский пристав Вороненко с помощниками-полицейскими по приказу Ростопчина поджег Винный и Мытный дворы, а затем метался по всей Москве, поджигая все, что могло представлять интерес для французов.

Были сожжены почти все пороховые склады, почти все фабрики.

В ночь с 3 на 4 сентября Наполеон и его свита проснулись от яркого света, полагая, что наступил солнечный, необычайно ясный день, но это был апофеоз московского пожара — Москва превратилась в огненный океан.

В Кремле находился Арсенал, огромный пороховой склад и большой французский артиллерийский парк.

Наполеон забыл об опасности. Глядя на вихри огня, задыхаясь от дыма, он повторял: «Это они сами поджигают! Что за люди! Какая решимость! Какая свирепая решимость! Какой народ!»

Маршалы уговорили Наполеона оставить Кремль и перейти в загородный Петровский дворец.

Вот что писал об этом уходивший вместе с Наполеоном, его свитой и Старой гвардией граф Сегюр: «Нас осаждал океан пламени: пламя запирало перед нами все выходы из крепости и отбрасывало нас при первых попытках выйти. После нескольких нащупываний мы нашли между каменных стен тропинку, которая выходила на Москву-реку. Этим узким проходом Наполеону, его офицерам и его гвардии удалось ускользнуть

из Кремля… Но как идти вперед, как броситься в волны этого огненного моря? С каждым мигом вокруг нас возрастал рев пламени. Единственная извилистая и кругом пылающая улица являлась скорее входом в этот ад, чем выходом из него. Император, не колеблясь, пеший, бросился в этот опасный проход. Он шел вперед, сквозь вспыхивающие костры, при шуме трескающихся сводов, при шуме от падения горящих бревен и раскаленных железных крыш, обрушивавшихся вокруг него… Мы шли по огненной земле, между двумя стенами из огня».

Наконец добрались они до Петровского замка и смотрели оттуда на продолжавшую гореть Москву, которая напоминала вулкан с сотнями пылающих кратеров.

Великий город был уничтожен пожаром на две трети. Из 9151 дома уцелело от пожара 2626 домов, но и они были начисто разграблены захватчиками. Были ограблены все монастыри и церкви, все кремлевские соборы, сожжены и уничтожены богатейшие библиотеки.

В огне московского пожара погиб подлинник великого литературного памятника — «Слова о полку Игореве», полотна выдающихся западных живописцев, уникальные произведения искусства, фарфор, бронза, мебель, скульптура.

Пожар уничтожил дома, имущество и продовольствие стоимостью примерно в 300 миллионов рублей. Остальное разграбили и уничтожили мародеры, в которых превратилась вся армия захватчиков — от генералов гвардии до армейских обозников. Через три недели после вступления оккупантов в Москву она была сожжена, разрушена и разграблена до основания.

Однако московский пожар стал и грозным предвестником того, что ожидало Великую армию на обратном пути из России, — она шла по выжженной и опустошенной земле, и зарево горящих деревень освещало ее путь к гибели.

Глава шестая

Тарутинский маневр

А теперь возвратимся к тому дню, когда армия Кутузова вышла 2 сентября из Москвы и пошла по Рязанской дороге. Пройдя к ночи 25 верст, армия встала у деревни Панки, окончательно запутав противника, который искал ее на Владимирской и Старой Калужской дорогах.

На второй день отступления из Москвы армия дошла до деревни Кулаково. Барклай снова призвал де Санглена и вручил ему депеши, которые не удалось отправить из Можайска. На сей раз Барклай добавил к письмам царю еще и письма к князю Горчакову и к жене. «Я вскоре за вами последую», — сказал Барклай, прощаясь с Сангленом.

Еще через сутки армия подошла к Боровскому перевозу. Казалось, что и дальше она пойдет на юг — к Коломне, но вдруг войска получили приказ повернуть на запад: туда, где находились вторые эшелоны наступающих французских войск.

Письмо Кутузова императору было первым после того послания, что он отравил вечером, после окончания Бородинского сражения, уверяя Александра, что неприятель разбит и он завтра погонит его из пределов Отечества.

Прошло больше недели, но что это были за дни!