Верность
Шрифт:
Но вот снова пошли холмы, покрытые низкорослым лесом, с пятнами красных песчаных обрывов среди молодой весенней зелени. А по холмам, вздымаясь и падая, замелькали крепостная стена Нанкина, одна из самых старых и прочных стен китайских городов. Поезд вздрогнул и остановился.
Город был далеко от маленького, выбеленного известью вокзальчика, построенного совсем не в китайском стиле. Против него на рейде широкой реки стояла белая канонерка весьма древнего вида, а подальше дымил серый двухтрубный крейсер. Иностранных
Здесь пересадка. Все пассажиры вышли из вагонов. Большинство на рикшах потянулись в Нанкин. Едущие на север пошли к переправе. Небольшой пароходик перевез их на левый берег в городок Пукоу, грязный, ничем не примечательный. Здесь ждал такой же поезд. И снова потянулись уже приевшиеся картины болотистой Хуанхайской низменности, рисовые поля, каналы, деревушки, полные солдат маленькие станции.
«Зачем столько солдат? – подумал Клюсс. – Наверно, именно на этом оперативном направлении назревает новая вспышка войны между сверхдуцзюнами». Ночью поезд прогромыхал через мост. Капризная, зажатая дамбами Хуанхэ осталась позади.
На другой день к вечеру приехали в Тяньцзинь, опоясанный кольцом дымящих заводских труб. Пробравшись через суету вокзала, Клюсс пошел по городу пешком. Из узкого, но глубокого русла Пейхо, возвышаясь над крышами домов, торчали белые надстройки втиснутых в город океанских пароходов. На улицах, несмотря на поздний час, группы прогуливающихся американских солдат в широкополых ковбойских шляпах.
Клюсс переночевал в гостинице и утром сел на последний в этом путешествии поезд, идущий в Пекин.
81
Разведя команду на судовые работы и дав указания боцману, Нифонтов прилег вздремнуть до ужина. Поездку домой пришлось отложить: сегодня, как уже не раз бывало, командир задержался на берегу. Наверно, вернется только к вечеру. Тяжела доля старшего офицера! Морской устав не предусматривает для этого должностного лица никаких норм увольнения. «Я на берег, Николай Петрович!» – все так говорят, но никогда не договаривают: «А вам сидеть на корабле до моего возвращения». Жены и дети старших офицеров считают, что их мужья и отцы так заняты, что о семье им некогда и подумать: всё служба на уме!
А между тем мысли о семье – постоянный спутник досуга старшего офицера. Конечно, не каждого, разные есть натуры, но Нифонтов был примерным семьянином и любил посидеть дома. Поиграть в лошадки с подрастающим сыном. Принимать гостей, таких же морских офицеров с их женами, за хорошо сервированным столом, за рюмкой вина.
Он уже начал засыпать, когда в дверь постучали. Вошел комиссар, видимо только что вернувшийся с берега, в пальто и шляпе.
– С Александром Ивановичем случилось небольшое несчастье, Николай Петрович. Вот прочтите, он вам записку написал.
Нифонтов прочел.
– Действительно вывих, а не перелом? Вы были в госпитале, Бронислав Казимирович?
– Я только что оттуда. Говорил с врачом. Вывих вправлен. Просвечивали рентгеном. Перелома нет, но опухоль большая. Через несколько дней она спадет, и Александр Иванович вернется на корабль. Пока нога совсем не пройдет, будет ходить с палкой.
– Понятно… Вам придется с ним поддерживать связь. Я, сами понимаете, до его возвращения съехать на берег не могу.
– Разумеется, Николай Петрович. Послезавтра я к нему поеду. Вы ему напишете записку?
– Напишу рапорт. Командирам записок не пишут, – отрезал Нифонтов.
Весело улыбнувшиь, Павловский поклонился и вышел.
За ужином все заинтересовались происшествием. Павловский скупо сообщил подробности, уверял всех, что ничего серьезного нет и что через два-три дня командир приедет на корабль.
82
После ужина, увидев, что штурман пошел к себе, Павловский отправился следом:
– Я к вам на минутку, товарищ Беловеский.
– Прошу, товарищ комиссар. – Штурман сел в кресло, предоставив комиссару диван. Павловский плотно прикрыл дверь и понизил голос:
– Можете вы обещать, что то, что вы сейчас услышите, будете держать в абсолютном секрете?
– Могу, если вы верите моему обещанию, товарищ комиссар.
Павловский пропустил мимо ушей это замечание.
– Дело в том, что Александр Иванович совсем не болен. Он уехал в Пекин для свидания с Агаревым.
– Понятно. Нифонтов знает?
– Нет, он не должен об этом знать. Сейчас об этом знаем лишь мы двое.
– Чему же я обязан, товарищ комиссар, таким внезапным доверием с вашей стороны?
– Бросьте этот тон, товарищ Беловеский! Дело серьезное. Мы с вами должны договориться о совместных действиях на случай нападения.
– Вот что, товарищ комиссар. Давайте раз в жизни поговорим откровенно.
Павловский насторожился.
– Договариваться нам с вами не о чем. Оба мы служим на военном корабле и в случае нападения обязаны защищать его флаг не щадя себя. А вы предлагаете об этом «договариваться»! Неужели вам не ясно, что для всякого настоящего офицера подобное предложение оскорбительно?
Павловский был поражен такой прямолинейной постановкой вопроса. Помолчав, он ответил:
– Что ж, вы правы, приношу извинения. Очень рад, что могу до конца положиться на вас. Но, к сожалению, не все наши офицеры…
– И Нифонтову вы напрасно не верите, – перебил Беловеский.
– К Нифонтову у меня пока неопределенное отношение, товарищ Беловеский…
– Не «неопределенное», а предвзятое, товарищ комиссар, – скрывать это вы не умеете, а ваше подчеркнутое недоверие оскорбляет и возмущает его. Вот вы и добились, что старший офицер не знает об отъезде командира. Какой же он тогда ему заместитель?