Верность
Шрифт:
– Посмотрим, – сказал штурман с мрачной улыбкой.
Искали тщательно. Обнаружили чековую книжку, письма из Владивостока, кокаин и морфий, не занесенные в опись медикаментов. Наконец штурман вызвал плотника и приказал разобрать диван. Вскоре на стол легли два завернутых в промасленную бумагу браунинга и восемь коробочек патронов.
– Патронов-то многовато, – заметил штурман. Полговской объявил, что о браунингах ничего не знает, и они, наверно, спрятаны здесь до него.
После обыска Полговскому предложили собрать личные вещи и перенести в соседнюю каюту, где он будет сидеть под арестом.
Когда дверь заперли, невеселые мысли закружились в мозгу арестованного. «В чём меня могут обвинить? Ведь я ничего не сделал. Только в разговорах виноват». Но голос совести вносил поправки: «Не в разговорах, а в заговоре. А заговорщиков во все времена и при всякой власти судит военный суд. Деньги брал? Оружие получил? Для чего дали оружие? В своих стрелять? А кто у тебя свои? Те, что на берегу, твоими не были и не будут. А экипаж приютившего тебя корабля ты предал. Вот и тебя предали. Кто? Кудряшев, Макеев, Василевский или Ходулин? А может быть, все вместе?..»
В двери щелкнул замок. Могучая фигура алеута Попова посторонилась, и в каюту вошел Митя с подносом в руке и скатертью под мышкой. Накрыв стол, Митя оглянулся и, не обнаружив в дверях Попова, поставил на стол вынутую из кармана рюмку и молча указал на судок. Снова щелкнул замок. Полговской остался наедине с обедом, от которого исходил аппетитный пар. Он осмотрел судок. Перец, соль, горчица. Но в бутылочке для уксуса – коньяк.
«Будь что будет, а обедать надо», – решил арестованный, садясь к столу.
79
Определяя состав следственной комиссии, Клюсс сказал Павловскому:
– Назначить вас председателем, Бронислав Казимирович, неудобно. Участвовать в заседаниях комиссии и в ней не состоять – это тоже плохо. Поэтому, несколько нарушая дух положения о комиссарах, я всё-таки хочу включить и вас в комиссию членом, вместе со штурманом, а председателем будет Нифонтов, секретарем – ревизор, согласны?
Павловский признал, что это наилучший выход. Клюсс ознакомил его со всеми полученными с берега материалами о заговоре, посоветовал заранее подготовить вопросы к обвиняемому и во время заседаний в полемику с Нифонтовым не вступать.
– По той позиции, которую займет старший офицер в этом деле, станет ясно, можно ли ему полностью доверять, – сказал Клюсс. – Ночью перед вооружившейся командой он вел себя отлично.
…Когда алеут Попов привел Полговекого в кают-компанию для допроса, Нифонтов с непринужденным видом указал ему на стул и открыл заседание.
– Причиной ареста, Григорий Иванович, являются ваши связи с белогвардейцами, пытающимися напасть на наш корабль. Связи, о которых вы не поставили в известность командира. Это квалифицируется Сводом морских постановлений как государственная измена. Поэтому предлагаю отнестись с полной серьезностью к работе следственной комиссии, председателем которой командир назначил меня.
Павловский нахмурился: ему не понравился тон Нифонтова. «Григорий Иванович», «Свод морских постановлений», составленный ещё в петровские времена…
Полговской, услышав слова «государственная измена», побледнел. Губы его дрожали, он растерянно кивнул головой. Нифонтов налил ему воды и продолжал:
– На вопросы следует отвечать правдиво. Это в ваших интересах. Но я вас должен поставить в известность, что никакого принудительного допроса комиссия вести не намерена. Если отвечать не захотите, можете не отвечать. Это ваше право.
Комиссар считал последние слова Нифонтова вредными для дела, своеобразной подсказкой сыграть втемную, и решил вмешаться:
– Слишком длинное вступление, Николай Петрович. Давайте приступим к допросу.
Нифонтов покраснел:
– Я, Бронислав Казимирович, справлюсь с обязанностями председателя комиссии и без помощи её членов.
Так было положено начало «полемике». Это внесло надежду в трепещущее от страха сознание Полговского: ему казалось, что Нифонтов постарается смягчить допрос и не уступит комиссару, которого считал своим главным врагом.
– Прошу задавать вопросы находящемуся под следствием судовому врачу Григорию Ивановичу Полговскому, – заключил председатель, важно надув губы.
Павловский немедленно задал первый вопрос:
– Расскажите, где вы были девятого февраля с восьми до десяти вечера, кого видели, о чем говорили?
Полговской понял, что его предал кто-то, бывший с ним у Зайцевой, и решил факт встречи с семеновскими генералами не отрицать.
– Как вы узнали, что это были генералы? – продолжал Павловский. – Они были в форме? Или вы знали их в лицо?
– Нет, они были в штатском. Но когда меня знакомили, мне говорили: это генерал Тирбах, это Савельев, это Сыробоярский.
– Значит, вы в доме генеральши Зайцевой видели их впервые? – спросил председатель.
Полговской повеселел и с готовностью отвечал:
– Конечно, впервые, Николай Петрович. Я очень был удивлен, зачем я им понадобился.
– Они вам сказали, что намерены захватить «Адмирал Завойко»? – строго спросил комиссар.
– Сказали. А я им отвечал, что захватить-то захватите, а увести корабль из Шанхая вам не удастся.
– Как это захватят? Значит, нас перебьют? И почему увести не удастся? – спросил штурман.
– У командира на этот счет договоренность с китайскими властями.
– Откуда вы это знаете? – спросил комиссар.
– Мне так говорили. Я сам так думаю.
– Кто вам говорил? – настаивал комиссар.
Полговской молчал.
– Кто же вам это сказал? – ещё раз спросил комиссар.
Полговской продолжал отмалчиваться.
– Если не хотите отвечать, это ваше право, – вмешался председатель. – Яков Евграфович, – повернулся он к ревизору, – зафиксируйте это в протоколе.