Верные до смерти
Шрифт:
Государь заметно осунулся, побледнел. Скорбное выражение, вызванное развалом армии и фронта, уже не покидало Его лица.
14 сентября в Тобольск на смену П.М. Макарову прибыл комиссар В.С. Панкратов с помощником Никольским. Кобылинский, перешедший в его подчинение, отзывался о нем как человеке умном, развитом, замечательно мягком. Жильяр увидел в нем тип образованного сектанта-фанатика, по природе доброго и мягкого, а его помощника охарактеризовал без околичностей: «Настоящее животное». До отъезда из Тобольска Никольский, не жалея сил, будет стараться соответствовать этому определению.
Из дневника Государя: «1 сентября. Новый
Бедный, добрый, развитой Панкратов, окончив свою службу при Августейших Ссыльных, напишет книжицу, в которой с «природной мягкостью», снисходительно обрисует Семью, пожурит Государя, посетует на ограниченность Государыни и укажет на непростительные недостатки воспитания и образования Августейших Детей.
Движется к концу 17-й год, с каждым днем меняется политическая обстановка в стране. Власть уплывает из рук Временного правительства, и, в сравнении с собственными проблемами, безмятежная жизнь Узников волнует его меньше всего. Караулу не выплачивается обещанное Керенским усиленное довольствие, и обстановка в «Доме свободы» накаляется. Чтобы не подвергаться оскорблениям и хамству, Государь и Дети, по совету Кобылинского, стали избегать встреч с солдатами.
Кобылинский: «Когда мы уезжали из Царского, Керенский сказал мне: “Не забывайте, что это бывший Император. Ни Он, ни Семья ни в чем не должны испытывать лишений”».
Кобылинский об этом никогда и не забывал, а вот Керенский не намерен был помнить, хотя на следствии он утверждал: «Конечно, Временное правительство принимало на себя содержание Семьи и всех, кто разделял с ней заключение. О том, что они терпели нужду в деньгах, мне никто не докладывал». Этому заявлению цена такая же, как сказанному им раньше: «С того момента, когда Государь отдал Себя и Свою Семью под покровительство Временного правительства, я считал себя обязанным по долгу чести оградить неприкосновенность Семьи и гарантировать Ей в обращении с Ней черты джентльменства». «Долг чести» Керенского – фигура чисто риторическая.
Несмотря на растущие финансовые трудности, Александра Феодоровна отправляла посылки с продуктами друзьям, голодавшим в Царском и Петрограде. Наконец, в один далеко не прекрасный день, повар Харитонов сообщил Кобылинскому, что торговцы в кредит больше не отпускают. Личные средства, с которыми Семья приехала в Тобольск, были полностью истрачены. Положение становилось критическим. Императрица, князь Долгоруков и Пьер Жильяр (практичный швейцарец), обсудив ситуацию, решили вместе заняться организацией домашнего хозяйства и растянуть на возможно больший срок деньги, которые собрал и сумел передать Семье граф Бенкендорф. Семья урезала расходы до минимума, часть прислуги была уволена. Им дали средства, чтобы добраться до Петрограда. Оставшимся слугам уменьшили жалованье. Придворные начали оплачивать кухонные счета. Долгоруков и Татищев, по соглашению с Кобылинским, подписали векселя городским купцам.
После Октябрьского переворота занимать стало не у кого.
«28 октября. 2-я революция. Временное правительство выслали. Большевики с Лениным и Троцким во главе… в Смольном. Очень пострадал Зимний дворец (из дневника Государыни).
Новые правители с презрением выбросили фиговые листки приличий, которыми стыдливо прикрывались «временные». 25 февраля 1918 г. они объявили, что, так и быть, согласны обеспечить гражданину
Из дневника Государя: «14/27 февраля. Среда. Все последние дни мы были заняты высчитыванием того минимума, который позволит сводить концы с концами».
Государю выдали продовольственную карточку за № 54 и приказали ее заполнить. Карточка сохранилась, в графе «звание» стоит: «Экс-император», улица – «Свободы», состав семьи – «Семь».
Правила пользования ею предписывалось строго соблюдать:
1. Владелец карточки получает продукты только при предъявлении ее в городской лавке или лавке кооператива «Самосознание».
2. В случае утраты карточки владелец лишается права на получение дубликата, если официальными данными не докажет утрату.
3. Нормы выдачи продуктов и цены вывешены в лавках.
4. Передача карточки другому лицу воспрещается.
Два-три раза Семью выручили анонимные пожертвования. Присылались продукты из Иоанновского монастыря.
Но Они были вместе, духовно едины и потому – сильны. Из письма Государыни А.В. Сыробоярскому от 23 мая: «Всегда надо надеяться. Господь так велик, и надо молиться, неутомимо Его просить спасти дорогую Родину… Вы видите, мы веру не потеряли, надеюсь никогда не потерять, она одна силы дает, крепость духа, чтобы все перенести. И за все надо благодарить…»
Жалоб и отчаяния со стороны Семьи не было в Царском, нет в Тобольске, не будет и в Екатеринбурге. «Он [Государь] прямо поразителен. Такая крепость духа, хотя Он бесконечно страдает за страну, но я поражаюсь, глядя на него. Все остальные члены семьи такие храбрые и никогда не жалуются… Маленький – ангел» (из письма Государыни от 10 декабря 1917 г. к Вырубовой).
Сама Государыня поднимается на высоты духа, неподвластные ничьим козням – ни дьявольским, ни человеческим: «Во всем воля Божия; чем глубже смотришь, тем яснее понимаешь. Ведь скорби для спасения посланы…иногда попускаются для измерения смирения и веры, иной раз для примера другим. А из этого надо себе выгоды искать и душевно расти…» (от 10 апреля 1918 г. к Вырубовой).
1 апреля 1918 года состоялось заседание ЦИК большевиков, целиком посвященное Отряду особого назначения и охране Тобольских Ссыльных. Один из вопросов, которые решали Свердлов, Спиридонова, Аванесов и др., имел непосредственное отношение к свите. В протоколе заседания было записано: «Усилить надзор над арестованными, а граждан Долгорукова, Татищева и Тендрякову считать арестованными и, впредь до особого распоряжения, предложить учителю английского языка или жить вместе с арестованными, или же прекратить сношения с ними». «Что ни день, то новый сюрприз!», – восклицает Государь.
Полковнику Кобылинскому было приказано арестовать и перевести в «Дом свободы» генерала Татищева, князя Долгорукова и графиню Гендрикову. «13 апреля. Все жившие в доме Корнилова переехали к нам. Только доктора Боткин и Деревенко оставлены на свободе» (из дневника Жильяра).
Императрица прозревает значение этих перемен: «Несмотря на приближение бури, в наших душах царят мир и покой. Что бы там ни случилось – на все воля Божья. Слава Богу, хоть мальчику немного лучше». Алексей Николаевич заразился коклюшем от Коли Деревенко. Из-за кашля порвался кровеносный сосуд, вызвавший сильное внутреннее кровоизлияние. Императрица день и ночь не отходила от постели Цесаревича.