Версаль. Мечта короля
Шрифт:
– Знаете, принц, когда несколько лет назад я устраивал здесь торжество, мне не хватало места, чтобы оставить на ночлег всех моих друзей, – сказал Людовик. – Зато теперь во дворце четыреста комнат. Потом их станет еще больше.
Аннаба издал какой-то звук, долженствующий выражать его восхищение.
– Принц, будьте так любезны, расскажите нам об африканских странах, – попросил Бонтан.
Принц Аннаба остановился, сбросив маску учтивости. Его лицо стало хмурым.
– Когда же мы начнем переговоры? – спросил он, переводя взгляд на короля.
– Видите ли,
– Наверное, я допустил ошибку, – заявил Аннаба. – Мне нужно было вступить в переговоры с испанцами, голландцами или англичанами, которых очень заботит будущее их стран.
– Ваше высочество недовольны нашим гостеприимством? – без обиняков спросил Людовик.
Принц Аннаба смешался:
– Нет, почему же? Я… я очень доволен.
– Смею вас уверить, вы пока видели лишь малую часть. Вечером вы убедитесь в поспешности ваших выводов.
– И что же будет вечером?
– А вечером мы с вами сядем и поговорим, – ответил Людовик.
– Наш африканский гость меня воодушевил, – признался Филипп.
Он стоял перед зеркалом, примеряя к своему военному мундиру разноцветные банты и шарфы.
– Думаю, и мне нужно расширить палитру одежды. Цвет очень оживляет. И вообще, как следует одеваться, идя на войну?
Генриетта подняла голову от шитья. У нее было муторно на душе. На сердце лежала тяжесть.
– Если ты отправишься воевать, прошу… постарайся вернуться.
– Тебе это так важно? – удивился Филипп. – По-моему, если меня убьют на войне, твоя жизнь значительно упростится.
Генриетта сделала несколько стежков и только потом ответила:
– Ты же знаешь: мои сложности вообще неразрешимы. И мне хочется, чтобы ты вернулся целым и невредимым.
– Какие дивные слова я слышу от моей крошки, – усмехнулся Филипп. – Я с детских лет мечтал воевать. А ты… ты мечтала о моем брате. Смотри, как нам повезло. Очень скоро наступит день, когда мечты каждого из нас осуществятся.
Филипп вновь повернулся к зеркалу и не увидел, что его жена плачет, уткнувшись в складки платья, которое она шила.
Людовик мерил шагами приемную. Бонтан, Маршаль и Кольбер застыли в напряженном ожидании. Новость явно рассердила короля, и каждому из них хотелось предложить свое объяснение причин.
– Остановить строительство! Худшего удара придумать невозможно! Внешнее впечатление – это все. Сколько раз мне повторять вам прописные истины? В одежде нашего гостя-принца и то больше великолепия, чем у меня во дворце!
– Ваше величество, крупная партия мрамора пропала где-то по дороге, – сказал Кольбер. – Рабочим пока нечем облицовывать возведенные стены.
– Ваше величество, к великому сожалению, воровство на дорогах пока еще не искоренено, – подхватил Бонтан. – Как воровали, так и продолжают воровать.
Король остановился. Его лицо было красным
– Это не просто воровство, Бонтан! Это организованное противодействие моим замыслам!
Хладнокровие, с каким отвечал Бонтан, стоило ему изрядного внутреннего напряжения.
– Как ни печально, но грандиозные замыслы вашего величества имеют и свою оборотную сторону. Чем больше мы строим, тем больше разнообразных материалов нам требуется. А их приходится завозить в Версаль отовсюду. Не всем по душе великолепие нового Версаля. Боюсь, что случай с мрамором – не единственный. Число таких случаев, как это ни прискорбно, будет множиться.
– Вы понимаете, к чему это может привести? – закричал Людовик. – Отдельные случаи противодействия перерастут в мятеж. Мы не успеем оглянуться, как всю Францию охватит огонь бунтов! Чтобы это упредить, мы должны показать всем и каждому: королевские дороги и королевские грузы священны и неприкосновенны! Посягательство на грузы для Версаля равнозначно объявлению войны законной власти!
– Я пошлю своих людей для охраны дорог, – заявил Фабьен.
– Сделайте это немедленно! Сегодня же! – потребовал Людовик.
Он направился во внутренние покои, подав Бонтану знак следовать за ним. Прежде чем поспешить вслед за королем, Бонтан наклонился к Фабьену и скороговоркой прошептал:
– Как только начнутся военные действия, мы столкнемся с острой нехваткой людей. Я постараюсь навести порядок на дорогах. Двор не может закрыться для важных гостей. Мы все стремимся воплощать замыслы его величества. Ваши люди нужнее королю не на дорогах, а здесь. Что мы знаем об ассинском принце и его свите? Можно ли поручиться, что они не шпионят за нами? А вдруг они подосланы голландцами?
У Фабьена задергался глаз. Он знал, что слова Бонтана вполне могут оказаться правдой.
– От этого визита зависит гораздо больше, чем вы думаете, – продолжал Бонтан. – Наша главнейшая задача – оберегать короля.
– Бонтан! – донесся из-за двери нетерпеливый голос Людовика.
– В том числе оберегать и от… него самого, – добавил первый камердинер.
Фабьен кивнул.
– Подберите самых умелых и надежных людей, – попросил он. – Они должны стать моими глазами и ушами.
Бонтан поспешил в покои короля. Фабьен Маршаль подошел к окну. За окном, на каменных перилах, сидел отвратительный попугай принца Аннабы. Птица не мигая смотрела на главу королевской полиции.
Пальцы Людовика крепко сжимали спинку стула. Сердце короля бешено колотилось, а его дыхание было жарким и учащенным. Неожиданно перед глазами короля заплясали искры, комната покачнулась и стала меркнуть, уступая место прошлому…
Королевской опочивальни больше не было. Людовик стоял в другой комнате – в той, где проходило его отрочество. Вошла его мать. Людовик нехотя отвернулся от окна, за которым полыхал костер. Ростом он был выше своих тринадцати лет, однако его лицо все еще оставалось по-детски круглым и невинным.