Версаль. Мечта короля
Шрифт:
– Я слышал ее имя! – улыбаясь, сказал Бенуа. – Ее зовут Софи!
– Она тебе не по зубам, – ответил Жак. – А сорваться с лесов, зазевавшись, – пара пустяков. Ты никак умереть хочешь раньше времени?
– За такую красоту можно и умереть.
– Напомни мне твое имя, – попросил Жак, не отрываясь от еды.
– Бенуа меня звать, господин старший садовник.
Жак протянул каменщику ломоть хлеба.
– А я Жак.
– Что садовнику делать на такой высоте?
– На земле своих просчетов не увидишь. А тут
– И девушки, гуляющие по дорожкам, – улыбнулся Бенуа.
– Я ж тебе сказал: будь осторожен с придворными девицами. Лучше о своем будущем подумай.
– Вот я и думаю, – мечтательно проговорил Бенуа. – И вижу в нем Софи.
В Салоне Войны Филипп преклонил колени на бархатной подушке. Священник подле него читал молитву о ниспослании Божьей защиты воину. В одежде Филиппа напрочь исчезли щеголеватые ленты и банты. Он окончательно предпочел суровый мундир отважного воина.
Вошедший Людовик молча взирал на брата, однако Филипп сразу же почувствовал присутствие короля.
– Я подумал, что мне не следует затягивать сборы на войну, – не поднимая головы, сказал Филипп. – Я надеялся… быть может, ты дашь мне официальное дозволение.
– Я что-то не понимаю, – признался Людовик, мысли которого были далеки от сборов брата.
Священник дочитал молитву и удалился. Филипп поднялся с колен.
– Брат, я привык ждать твоего слова. Но сейчас мне ждать невмоготу, и я испросил позволения у Бога.
Братья смотрели друг на друга. Между ними, словно пыль в воздухе, повисло напряжение. Затем оба повернулись в сторону стола с миниатюрными макетами. Теперь они стали еще более подробными, их дополнили обозначениями мест возможных сражений. Добавили фигурки солдат и лошадей. Кое-где можно было ознакомиться с кратким письменным изложением тактики предполагаемой битвы.
– И кем ты себя видишь? – спросил Людовик, кивая в сторону макета.
– Лошадью, – улыбнувшись одними губами, ответил Филипп.
– Филипп, – со вздохом произнес король.
– Ты же желаешь, чтобы я сменил былое легкомыслие на серьезность.
Людовик продолжал разглядывать макет. Потом сказал:
– Ни шагу без сопровождения. И помни об обороне флангов.
– Я принесу тебе славу. Клянусь.
– Да хранит тебя Бог и да вернет Он тебя домой в целости и сохранности… Сегодня же и поезжай.
– И ты не теряй времени, – сказал Филипп. – Спеши к Генриетте. Даю тебе свое благословение. Богу известно, что здесь ты обойдешься без священника.
Филипп ждал ответа. Его не было. Филипп повернулся и вышел, не добавив ни слова.
На западе, за деревьями, тихо садилось солнце. В Версале закончился еще один день, наполненный подозрительностью, грустью, ревностью и надеждами. Лесное зверье возвратилось в свои норы, а в королевском дворце зажигали свечи.
Усевшись
– Ваше величество, если ваши друзья – семейство Партене – блестяще выполнят свою миссию, в чем я не сомневаюсь, их пример подвигнет и других дворян юга, – сказал Кольбер. – Аристократии захочется продемонстрировать свою верность королю и представить необходимые доказательства подлинности их титулов. Но еще остаются север и восток.
– Кто противостоит мне там? – спросил Людовик, вонзая нож в пирог.
– Прежде всего, ваше величество, это герцог Кассельский. Половина дворян в северных и восточных провинциях ходят у него в должниках.
– В таком случае герцог является для нас краеугольным камнем. Если мы сумеем расшатать и удалить этот камень, вся конструкция рухнет. Если нет, можем рухнуть мы сами.
– Но, ваше величество, герцог не внемлет нашим письмам.
Людовик встал и подошел к очагу, над которым висел его портрет. Художнику удалось добиться большого сходства. Людовик смотрелся в полотно, как в зеркало: темные глаза, волевое лицо человека, правящего Францией. Всей Францией.
– Значит, мне следует потребовать от герцога подчинения нашим законам. Либо он подтвердит подлинность своего титула, либо испытает на себе всю тяжесть последствий… И пусть свидетельницей будет вся Франция, – повернувшись к Кольберу, сказал король.
Огромный величественный Кассельский замок стоял на вершине лесистого холма, утопающего в серой предвечерней дымке. Герцог Кассельский, Монкур и другие дворяне, стараясь держаться поближе к горящему камину, пили стакан за стаканом в сыром и холодном главном зале. Для монахов вино было слишком хорошим. Для короля – достаточно хорошим.
– Дорога в Версаль – единственная ниточка, питающая новую затею короля, – сказал герцог Кассельский, вытирая губы. – Оборвать ее, и грандиозный замысел Людовика зачахнет на корню. Уверен, потом все будут нас благодарить.
Из сумрака зала появился Тома:
– Прибыл гонец с подарком. От короля.
Губы герцога Кассельского язвительно скривились.
– Что ж, пусть войдет.
Вошел королевский гонец с внушительным плоским пакетом. Положив свою ношу на стол, он аккуратно развернул ее. Это был портрет короля.
– Ах, как предусмотрительно, – усмехнулся герцог Кассельский.
Гонец встал по стойке смирно:
– Людовик Великий приказывает вам явиться ко двору, дабы исполнить установленный его величеством закон и пройти «Большую проверку прав на дворянство». Вам необходимо представить грамоты, подтверждающие подлинность вашего титула.
Герцог Кассельский поглядел на Монкура и снова отхлебнул вина из кубка.
– Вот уж что верно, то верно, – пробормотал он, имея в виду собственные слова.