Версаль. Мечта короля
Шрифт:
– Где вы ее нашли?
– В перелеске близ Марли, – ответил Фабьен.
– А где она сейчас?
– Похоронена вместе со своей семьей.
– Без погребальной церемонии? – удивился Бонтан. – Это унизительно даже для мертвых.
– Погребальная церемония могла бы привлечь внимание, – сказал Фабьен.
Король зажмурился, но тут же снова открыл глаза и взглянул на брошь. В душе бурлил гнев, но внешне он оставался спокоен, говорил ровно и нарочито медленно:
– И что плохого, если бы придворные отдали несчастной девочке последний долг?
– Потому, ваше величество, что вы дали мне не только оружие, но и право выбора. И это право позволило мне скрыть обстоятельства смерти Шарлотты Партене, которая, как ни печально, тоже умерла, но не одновременно с ее родителями и братом. Зачем, спросите вы? Затем, что мы это знаем наверняка, а убийцы девочки до сих пор сомневаются. Вдруг она выжила? У них нет уверенности, а значит, они обязательно сделают ошибку.
Людовик кивнул и сжал брошь в ладони. Он столько мог бы сказать и даже крикнуть, но доводы Фабьена были здравыми. Гнев в душе короля растаял, превратившись в горе. Людовик сделал над собой усилие, чтобы удержать готовые брызнуть слезы.
– Она сильно мучилась?
– Увы, да.
– Надеюсь, ее мучения были недолгими.
– Я застал последние минуты Шарлотты. Нападение на семью Партене произошло ранним утром. Поэтому… сами понимаете.
Людовик приколол брошь к своему камзолу.
– Господин Фабьен, надеюсь, вы не рассчитываете, что я одобрю вашу тактику?
Фабьен наморщил лоб и некоторое время подбирал нужные слова. Потом ответил коротко:
– Нет, ваше величество. Не рассчитываю.
Бонтан тихо вздохнул, однако король принял ответ с легкой улыбкой.
– Ваша честность – тоже оружие.
– Как вам угодно, ваше величество.
Людовик снял брошь, спрятал в карман камзола и вышел из кабинета. За ним последовали гвардейцы. Фабьен тоже хотел уйти, однако Бонтан его задержал.
– Когда король говорил о ваших промахах, я ни слова не сказал в вашу защиту, – признался Бонтан.
Фабьен кивнул.
– Надеюсь, вы понимаете причину.
Фабьен бесстрастно смотрел на первого камердинера. Потом спросил:
– У вас все?
Бонтан кивнул. Фабьен подошел к двери, потом вдруг обернулся:
– При дворе появился человек. Его лицо мне незнакомо. Никто мне не сообщал о его приезде, однако этот человек почему-то пользуется покровительством короля и беспрепятственно бывает в покоях его величества. Кто он такой? Как его зовут?
– У вас хватает своих дел. Не стоит разбрасываться, господин Маршаль.
Мысли Беатрисы постоянно возвращались к благосклонному вниманию, которым король одарил госпожу де Монтеспан. Наконец она поняла: пора переходить к решительным действиям. Двор должен узнать о таком сокровище, как ее Софи. Первым шагом Беатрисы стал прием для узкого круга.
Едва стемнело, приглашенные собрались в одной
Беатриса и Софи встречали каждого гостя. Разумеется, пригласили и Шевалье. Он явился в изящном камзоле и бордовом плаще. Внимательно оглядев гостей, он тотчас заприметил виолончелиста и послал ему сладострастную улыбку.
– Кузен, смотрю, вы в хорошем настроении, – сказала ему Беатриса.
Покачивая бедрами, Шевалье остановился возле нее:
– Разве может мое настроение быть плохим, когда вокруг столько красоты? – Он подмигнул Софи. – Между прочим, свита Генриетты начинает производить все более унылое впечатление. Усталые, постные лица. Им нужна свежая струя. Очарование юности. Я разузнал насчет возможности для нашей дорогой Софи войти в свиту ее высочества.
– В свиту Генриетты? – нахмурилась Беатриса. – Стоит ли Софи идти к супруге Филиппа, когда положение маркизы де Монтеспан с каждым днем становится все крепче? Я собственными глазами видела, как король на нее смотрел.
– Решение уже принято. Никаких возражений. Если не забыли, ваше присутствие при дворе целиком зависит от меня. Вы обе здесь на правах моих родственниц, а не наоборот.
Воцарилась пауза. Беатриса, которой только что указали ее место, достаточно скоро овладела собой.
– И когда Софи сможет войти в свиту Генриетты?
– Достаточно скоро. Одна из ее фрейлин приворовывает. У Мадам кончается терпение.
Шевалье повел Софи танцевать. В иной ситуации он не подверг бы себя такой пытке, но сейчас… Танец позволял ему беспрепятственно разглядывать виолончелиста.
Танцевальные способности Софи ничуть не улучшились. Она переваливалась с ноги на ногу, отчаянно пытаясь не сбиться с ритма. Шевалье любовался виолончелистом и одновременно поучал неуклюжую дочку Беатрисы:
– Моя дорогая Софи, танец – это разговор, облаченный в движения. Здесь полно правил и ограничений. Совсем как в платье, которое сейчас на вас.
– Вам оно нравится?
Шевалье привлек ее к себе, но так, чтобы постоянно видеть музыканта. Он уже представлял, как им было бы хорошо в постели. Сколько ласк они подарили бы друг другу. А потом Шевалье овладел бы светловолосым красавцем, стал бы его повелителем.
– Я все хотел вас спросить: вы по-прежнему… нетронутая? – шепотом спросил Шевалье.
– Что значит «нетронутая»?
– Вашим пальчикам когда-нибудь бывало… любопытно?
– Я не понимаю, о чем вы.
– Очень даже понимаете, – шепнул он, прижимая Софи еще теснее, чтобы она ощутила набухшую «мужскую снасть» у него между ног.
Софи пыталась вырваться, однако Шевалье держал крепко. Он чувствовал ее лобок, но представлял, что ласкает этого безумно соблазнительного виолончелиста.