Верю, судьба!
Шрифт:
Дорога летела им навстречу, черная, как ночь, перерезанная рельсами, неотвратимая, как судьба. Кто свернул, а кто остался на ней - было ведомо одному лишь Всевышнему, и, наверное, тому ангелу с мечом, которого Атис случайно встретил на стене монастыря.
2 Касси-с-Песков
Снег
Я вошел сюда с помощью двери
Я пришел сюда с помощью ног
Я пришел, чтоб опять восхититься
Совершенством железных дорог
Поезда сменяли поезда,
Атис стал задумываться, что делать дальше. В Пески он приехал поздно вечером, ночь рискнул провести на вокзале, а утром пошел искать жилье.
В городе царила зима. Правда, Пески оказались все же более интересными, нежели Кремов - в них был, к примеру, так называемый "частный сектор для престарелых". Оказывается, тут некоторым пожилым (если они еще могли работать, конечно) предоставляли небольшие домики с участками под огороды, и люди жили дольше, не как в том же Кремове - по пятьдесят пять лет, а по семьдесят или даже по восемьдесят. Главное, чтобы на огородике хоть что-то да росло. Часть овощей старики сдавали, часть шла им же на пропитание. У одной такой женщины Атис и нашел себе временное пристанище.
– Ты это, вот что, - предостерегла она, когда Атис постучался к ней.
– Не местный ты?
– Нет.
– Это славно. Кашлять умеешь?
– Кашлять?
– растерялся Атис.
– А зачем?
– Тебе дом нужен, так?
– спросила бабка.
– А мне помощник. Если проверка явится, я скажу, что ты ко мне по-родственному приехал. Внук там, или еще кто, соврем что-нибудь.
– А как это я приехал, если вы тут живете одна, а я на фабрике, к примеру, работаю?
– с интересом спросил Атис.
– Вот для этого-то и надо кашлять, - наставительно сказала старуха.
– Скажем, что ты заболел, и тебя начальство отправило лечиться ко мне. А документы ты еще в поезде потерял. Комиссия, если ты кашляешь, к тебе и не сунется - боятся, мало ли что. Тут все известно, процедура отработанная. Сколько у нас таких "внучков" перебывало, - она махнула рукой.
– Ясно, - констатировал Атис.
– Только я не один.
– С девкой не возьму, - тут же отрезала бабка.
– Она в подоле принесет, я вас потом не выгоню. Иди подобру-поздорову, может, кто другой…
– Я не с девкой, - Атис расстегнул косуху и Абсорбент высунулся у него из-за пазухи.
– Благодетель!
– всплеснула руками бабка.
– Так это ж кот! Спаситель, меня же мыши одолели! Давай, входи, раздевайся. Как звать-то тебя?
Бабку звали Анефой. Анефа (или в просторечии - баба Фана) - была уже в немалых годах, разменяла восьмой десяток. Она ходила все время в одной и той же одежде - юбка
Через некоторое время, испросив у хозяйки разрешение, он принялся осматривать дом. Света, к слову сказать, в этом доме не было. Баба Фана жгла кустарные свечи, и топила печку. На печке она готовила еду и спала. Атису досталась "теплая комната", его кровать стояла у стены, к которой прилегала стена печи. Именно из-за отсутствия света все изыскания приходилось производить днем. Свечи баба Фана экономила по вполне понятным причинам.
В комнате, которую она называла "холодной" или "летней" Атис обнаружил, к своему изумлению, стопку древних рассыпающихся книг, связанных тонкой бечевкой. Книги были страшно ветхими, странички пожелтели, стали хрупкими, ломкими, поэтому листать их приходилось очень осторожно. И еще Атис нашел картины. Картины поразили его - нигде до этого он не видел ничего подобного.
На картинах было лето. Но какое лето! Он не представлял себе, что может на свете существовать столько красок. Мир на этих рисунках словно расцветал изнутри, он становился ближе, понятней, к нему хотелось тянуться, окунаться в него. Океан, травяные поляны в отрогах неведомых гор, невозможно прекрасные города, наполненные светом. И ни одной строгой линии, ни намека на то внутреннее давление, которое Атис постоянно испытывал в Кремове. Акварель, которой они были написаны, предавала пейзажам прозрачность и воздушность. Все было странно мирным, словно автор картин в своей жизни успел повидать нечто больше вечной зимы и безвременья, царившего вокруг.
– Откуда это у вас?
– спросил как-то Атис у хозяйки.
– Здорово.
– Да, жил тут когда-то один, - неохотно баба Фана, поправляя платок.
– Давно. Он и рисовал. Только прожил всего ничего, одно лето. А осенью помер.
– Художник?
– Кондитер. Это давно было, я только с чужих слов знаю. После него в этом доме Зинка жила, а уж после нее меня поселили. Так что картинки старые. Хочешь, себе возьми. Мне без надобности.
– Спасибо, - искренне сказа тогда Атис.
– А можно книги почитать?
– Давай пополам, - предложила хозяйка.
– Мне тоже скучно, тут же нет телевизоров. А так хоть книжечкой побаловаться.
Впрочем, книги вскоре вернулись к Атису. Хозяйке они показались слишком заумными и скучными. Ее больше интересовали сплетни с соседями, какие-то свои, одной ей понятные, стариковские разборки.
Книги оказались в полном распоряжении Атиса. Поначалу читать ему было трудно и непривычно, язык несколько отличался от современного, но затем Атисом овладел интерес, и трудности сами собой отошли на второй план.