Весь этот джакч.Дилогия
Шрифт:
Доктор наелся быстро, рассеянно кивнул и ушёл к себе в подвал. Рыба потребовала добавки и одновременно стала рассказывать, размахивая ложкой:
– Там у них новичок-практикант, господин Акратеон, зелёный совсем, стал возмущаться: дайте, мол, воину спокойно умереть, безнадёжный ведь случай… Ха! Мы с доком лучше знаем, кому умереть, а кому ещё рановато, пусть помучается! Я для него ещё и не то придумаю!
Я представил, что может придумать Нолу Мирош для несчастного капрала, и содрогнулся. Массаракш, да неужели я способен пожалеть
А Князь сидел скучный, ковырялся в тарелке и молчал.
После еды Рыба пришла в благодушное настроение и сама предложила нам пройти в свою каптёрку и посмотреть вещи нашего пациента. Заставила, правда, расписаться в учётном журнале…
Итак, зажигалка. Похожа на обычную зажигалку. Только вместо язычка пламени появляется этакий лучик. Маленькое огненное лезвие. Длина его регулируется движением пальца по корпусу. Лучше не подносить к бумаге, а то я этот самый учётный журнал чуть не спалил. Кроме того, на корпусе есть красная точка индикатора, как на скорчере. Видно, та же технология. Так что зажигалочка умеет подзаряжаться и будет служить вечно…
Нож в замшевых ножнах. Просто нож. Лезвие очень острое. Рукоять обёрнута шершавой шкурой неведомого зверя. Князь сказал, что такое лезвие запросто перерубит любой гвоздь и хотел было проверить своё утверждение на деле, но Рыба заорала, что скорее перерубит гвоздик самому Князю, чем позволит портить чужую вещь. Нож она отобрала, и мы не успели поглядеть, что там у него могло быть спрятано в рукояти.
Коробочка, похожая на пачку сигарет. Не открывается. При нажатии двумя пальцами по бокам начинает светиться. Возникает экранчик с непонятными символами. То есть это сперва непонятными. А потом мы сообразили, что перед нами фотоальбом, причём изображение можно получать хоть на экранчике, хоть на стене, хоть прямо в воздухе – и любого размера. Иногда изображение движется…
Снимков в этом альбоме, наверное, миллион. И, если бы мы взялись все их пересмотреть… Нет, лучше не затеваться. Потому что там одних неведомых зверей столько, что ужас. Пасти, зубы, щупальца, глазищи, бельма… Мех, чешуя, иглы… В прыжке, в броске, в атаке…
– Двести лет назад, – сказал Князь, – в Кидоне жил сумасшедший художник Ланк Лино. Вот он как раз таких тварей рисовал… Может, наш – тоже спятивший художник?
– Сами вы спятившие, – сказала Рыба. – Вы что – до сих пор не поняли, кто он?
– И кто? – хором сказали мы.
– Да охотник он! – воскликнула Рыба. – Или егерь. Или чучельник. Потому что все звери сняты при нападении, разве не видно? Вот здесь нажми – и задвигается! Он стрелял и снимал одновременно! Какие у вас, мужиков, мозги неуклюжие!
Хитрая Рыба! Она-то уже эту штуку самостоятельно изучила, а теперь картинно поражается нашему невежеству! Так нечестно!
– Так нечестно, Нолу! – сказал я. – Сама, поди, сутками колдовала над этой коробкой, а нам нарочно не давала посмотреть…
– Для вашей же безопасности, – сказала Рыба. – Чтобы у вас
– Неужели ты в этой системе разобралась? – не поверил Князь. – Где первый снимок, где последний?
– Это же очень просто, – сказала Рыба. – Вот значки. Это не буква, это человечек! Идут изображения людей. Родные, друзья, встречные-поперечные. Вот типичная выпускная фотография, совсем как у нас. Какой-то идиот даже рожки соседу приделал…
– А вот это его девушка, – сказал Князь. – И вот она, и здесь…
– Нет, – вздохнула Рыба. – Поэт, а простых вещей не понимаешь. Любит он её – это да, но только безответно. Ничего у него с ней не получилось…
– А ты откуда знаешь? – обиделся поэт.
– Ну это же ясно видно, – сказала Рыба. – Любому, кто не бревно бесчувственное. Отчего мужики идут в охотники, в лесники, в отшельники? От несчастной любви. Вот и нашему не повезло…
– Ложные посылки, – важно сказал Князь, – ведут к ложным выводам… Может, это вообще его мамаша. У тамошних женщин возраст определить невозможно…
– Вот извращенец-то пандейский, – сказала Рыба. – Мамаша… У них, кажется, родственные связи вообще ослаблены. Нету здесь того, что у нас именуется семейными снимками. Такими, какие у любого фермера в избе по стенам – дикое количество пучеглазой родни… Ладно, берём другой раздел – Мировой Свет над горизонтальной линией. Это пейзажи. Была бы я неверующая, так враз бы в Творца поверила – такую разную красоту создал, что её и вообразить-то нельзя! Алые джунгли! Янтарный город! Стальные кружева в чёрном небе! И ведь всё это где-то существует!
– Мы в ментограммах дотуда ещё не добрались, – сказал я. – Мы ещё гимназию никак не окончим…
И поёжился, вспомнив про заочные уроки борьбы…
– А вот и охотничий раздел, – сказала Нолу. – Это же прицел, неужели непонятно? Интересно, какой у него был последний трофей?
– А ты можешь определить?
– Запросто, – сказала Рыба. – Тут всё делается движением пальца… Вот и последний снимок… Только он какой-то… испорченный, что ли…
Я глянул на повисшее в воздухе изображение и отчего-то стало мне погано. Во всяком случае, не по себе.
Во-первых, снимок явно не получился. Смазанная неровная вспышка на заднем плане, и поэтому то, что перед вспышкой, почти невозможно разобрать. Понятно, что воображение срабатывает так, как ему вздумается. То есть сначала я увидел просто кучу камней разного размера и формы. Потом что-то сдвинулось в восприятии, и я увидел головастую ящерицу (только без рогов), которая распласталась на склоне отполированной до блеска скалы. Потом я моргнул, и…
Теперь прямо на меня пёрла огромная чёрная двухголовая обезьяна. Нет, уже не двухголовая. Просто рядом со звериной мордой торчала ещё чья-то уродливая головка в шлеме. Словно у обезьяны на спине ехал небольшой такой солдатик. Получается, что на снимке никакая не охота, а война.