Весь Фрэнк Герберт в одном томе. Компиляция
Шрифт:
«Я брежу».
Это была даже не его мысль, потому что не было никого, кто в силах мыслить. Где-то в отдельности от тела бешено кружилась голова, и мозги хлюпали и побулькивали в черепной коробке. Хотелось вздохнуть, но непонятно было — чем. Он мчался путем, какого не ведал ни один клон, — лон всех лонов.
«Это и называется — роды».
Паника захлестывала его.
«Я не был рожден женщиной! Дирижаблики убивают меня!»
— Аваата не убивает!
Металлически-гулкий голос. «Аваата?» Это слово было ему знакомо — надличность брахмана древних индусов.
«Кому знакомо это слово?»
Он видел, как сплетаются нагие тела Ваэлы и Паниля. Размножение, первейший инстинкт всего живого. Клоны лишены подобной связи со своим прошлым.
«Разве я клон? Кто я?»
Кем бы он ни был, он знал, что такое клоны. Клоны — это вещи. Так сказал Морган Хемпстед. Снова накатила паника и тут же схлынула, забытая, когда он попытался поймать ускользающую все быстрей и быстрей серебряную блестку осознания окружающего мира.
«Ваэла… Паниль…»
Он знал, что это имена, но чьи — не понимал, хотя они наполняли его душу гневом. Что-то пыталось успокоить его…
Да. Мандала на стене каюты. Конечно. Он пристально вгляделся в нее.
«Кто такая Ваэла?»
Его охватило ощущение огромной потери. Он навеки выпал из своей эпохи, покинул место, где вырос, лишенный прошлого и бессильный определить свое будущее.
«Будь Ты проклят, Корабль!
Кто такой Корабль, он знал — хранитель души его, и оттого показалось, будто он и есть Корабль, что он проклял себя. Реальность растворилась, как дым. Все погрузилось в смятение и хаос.
«Это все ты, Аваата/дирижаблики! Убери этого Паниля из моей головы, зараза! Я сказал — МОЕЙ!»
Тьма. Движение через тьму, легкое покачивание, потом вспышки света. Блеск солнца и крутые обрывы — низко висящая над иззубренным горизонтом Рега. Он был заключен в тело… собственное.
«Я — Раджа Флэттери, капеллан-психиатр… Нет! Я — Раджа Томас, корабельный бес!»
Он оглянулся. Тело его было по-прежнему пристегнуто к креслу. Гондола была неподвижна. Подняв голову, он увидал, что вокруг простирается суша — болотистая почва, заросшая местными растениями, шипастыми, с серебряными желобчатыми листьями. Он покосился вбок. Ваэла сидела на полу, совершенно голая, не сводя глаз с двух комбинезонов. У одного на плече красовалась нашивка воздухоплавателя с именем самой Ваэлы. Другой принадлежал Панилю.
Томас окинул взглядом гондолу. Поэта нигде не было.
— Мне кажется, — выдавила Ваэла, обращаясь к Томасу, — что это было на самом деле. Мы действительно любились… и я вошла в его мысли, а он — в мои.
Томас попытался встать с кресла, забыв про ремни. Память его силилась привести в порядок сбивчивые воспоминания о случившемся. Куда подевался чертов стихоплет? Не мог же он выжить снаружи?
Ваэла облизнула губы. Она совершенно потеряла чувство времени. Ей казалось, что она на какое-то время покидала свое тело, но теперь узнала его еще лучше. «Образы…» Ей вспомнилось прежнее отчаянное бултыхание у южных берегов Яйца, когда она, распростертая на слоевищах келпа, пыталась сохранить рассудок. То, что случилось с ней в гондоле, было одновременно иным и сходным. Оба случая вспоминались как растворение личности и нарушение памяти, выбивавшее кусочки прошлого с назначенных мест.
Отстегнувшись, Томас встал и выглянул наружу через плазовую стенку. Он чувствовал себя опустошенным — не физически, но душевно. «Что мы делаем здесь? Как мы сюда попали?»
Ни следа дирижабликов.
«И что такое Аваата?»
Гондола валялась на дне неглубокой лощины, окруженной скальной грядой. Место показалось ему знакомым. Контуры скал на западе… Томас уставился на них, захваченный фугой воспоминаний.
— Где мы? — спросила Ваэла.
В горле так пересохло, что Томас смог ответить не сразу. Он несколько раз судорожно сглотнул.
— Я… Мне кажется, мы близ Редута. Эти скалы… — Он беспомощно ткнул пальцем на запад.
— Где Керро?
— Где-то в другом месте.
— Он же не может быть снаружи. Там демоны!
Она засуетилась, пытаясь оглядеть лощину целиком, заглядывая за мешающие ей пульты. «Глупый поэтишка!» Подняв глаза, Ваэла увидала, что люк по-прежнему открыт.
В этот миг из-за скальной гряды выплыл патрульный цеппелин. Сияние Реги окружало его золотым ореолом. С шипением стравив часть газа, аппарат опустился на землю близ плазовой капсулы, вздымая клубы пыли. Гондола была стандартного образца — бронированная на случай встречи с демонами планеты и увешанная оружием. Люк чуть приоткрылся.
— Эй, там! — крикнули из цеппелина. — Если поторопитесь, то добежите! Демонов вблизи нет!
Ваэла торопливо натянула костюм. Это было сродни возвращению в родное тело, и девушка почувствовала, как крепнет ее личность.
«Не надо вспоминать о случившемся. Я жива. Мы спасены».
Но откуда-то из-под сердца рвался крик:
— Керро… Джим… Керро… где ты?!
Ответа не было. Только Томас бубнил, что она может выйти только после него — он, дескать, все проверит. «Придурок чертов! У меня реакция лучше». Но Ваэла покорно выбралась вслед за ним из гондолы и, соскользнув по гладкому плазу наземь, устремилась к цеппелину. Спасательный люк широко распахнулся перед ними, и две пары крепких рук втянули Томаса и Ваэлу внутрь. В гондоле царили знакомые кровавые сумерки. Команда встретила их настороженно.
За спиной Ваэлы с грохотом захлопнулся люк, гондола, качнувшись, оторвалась от земли. Зажужжал скользящий по телу сканер, и кто-то над ухом девушки гаркнул:
— Чисты!
Только теперь она сообразила, что внутренняя дверь шлюза оставалась закрытой. Это могло означать только одно: нервоеды.
Нервоеды в округе!
Ваэлу переполнило чувство глубочайшей благодарности к корабельнику, который впустил их, рискуя заразиться паразитами. Она обернулась…
…и увидела длиннорукое чудовище, лишь отдаленно схожее с человеком.
— Мы отвезем вас в Первую лабораторию, — прохрипела беззубая черная пасть.
Глава 46
В припадке безумного исступления я сотворил разумное существо и тем взял на себя обязательство обеспечить по мере своих сил его счастье и благополучие. Но сверх этого долга есть и другой, первейший. Мой долг перед существами одного со мною вида стоит выше означенного, ибо исполнение его несет в себе большую долю радости или страдания.