Весь Фрэнк Герберт в одном томе. Компиляция
Шрифт:
Кевин посмотрел на Херити, выразившего смутное беспокойство.
— Ты слышишь, что он говорит, Джозеф? Не хочешь ли ему ответить?
— Это гложет тебя, как червь, Джозеф, — произнес отец Майкл. — Ты не можешь сбросить с себя эту ношу.
Херити привстал и наклонился над столом.
— Мы будем еле… следовать любому без-з-зумию, пока в нем есть… в нем есть проклятие! Проклятие — это то… то, что мы любим. — Херити торжествующе посмотрел на отца Майкла. — Мы не говорим: смелость… Мы говорим… мы говорим: наглость! В
— Джозеф, ты пьян, — сказал, улыбаясь, Кевин.
— Не настолько пьян, чтобы потерять рассудок. — Херити тяжело опустился на стул. — М-мои ноги! Они н-не слушаются меня!
Внезапно его голова дернулась вправо. Рот открылся. Херити попытался вздохнуть, но потом затих.
Пирд молнией взлетел на платформу. Он приложил ладонь к шее Джозефа и округлил глаза.
— Он мертв!
— Я знал, что ему нельзя много пить, — хмыкнул Кевин. — Что ж, пусть себе лежит. Триумвират все еще в наличии.
Отец Майкл сделал попытку приблизиться к Херити.
— Стойте на месте! — закричал Кевин. Он вытащил револьвер из-под стола и поднял его над головой.
— Так вот в чем твоя справедливость! — воскликнул священник.
— Отправляйтесь-ка на место, отец, — негромко произнес Кевин, помахивая револьвером.
Отец Майкл колебался.
— Не спорьте с ним, — взмолился Доэни.
Священник повиновался, бессильно падая на свой стул. Мальчик прижался к нему в испуге.
Кевин положил револьвер на стол перед собой и посмотрел на Доэни.
— Спасибо, господин Доэни. Мы должны соблюдать порядок. Не поговорить ли нам теперь о преступном знании О'Нейла?
Доэни с трудом отвел взгляд от мертвой фигуры Херити и сделал жест Пирду, чтобы тот покинул платформу. Тот вернулся обратно к стеллажам.
— О'Нейл использовал преступное знание тонкостей медицины, — сказал Доэни, как будто повторяя заученную аксиому. — Преступное знание — это нечто, требующее подавления в самом зародыше. Когда это внедряется в нашу мирную жизнь, преступление налицо.
Отец Майкл открыл рот, намереваясь что-то сказать, но передумал, понимая, что сказанное Доэни всего лишь отзвук того, что приказал ему Кевин. Какой дьявольский договор заключили они между собой?
Кевин уставился на священника.
Отец Майкл встал, отодвинув от себя мальчика.
— Что это за преступное знание? Связанное с медициной, не так ли? Исключительная компетенция специалистов-медиков? Тогда почему они публикуют свои труды? Может быть, они думают, что только они сами понимают язык своих открытий?
— Каждый, кто использует преступное знание, — преступник! — прогремел Кевин.
— А О'Нейл, узнавший о новых явлениях, подтвердил свою вину? — вкрадчиво спросил отец Майкл.
Кевин, усмехаясь,
«Этому человеку следовало бы знать больше, чтобы спорить с тем, кого обучали иезуиты», — подумал священник.
Он повернулся к присяжным и спросил:
— Что происходит, когда мы подавляем такие открытия? Подумайте о различных средствах подавления и о том, кому может быть разрешено их использовать. Вы тут же столкнетесь с интересным явлением. Те, кто подавляет или пересекает что-либо, должны знать этот предмет досконально. Цензоры должны это знать! Вы же фактически ничего не пресекли! Вы просто ограничили знание особой элитой. Я спрашиваю: по какому принципу подбирается эта элита?
Отец Майкл повернулся и хитро улыбнулся Кевину.
— Этот вопрос не имеет ответа, — продолжил он. — Неужели мы можем предположить, что О'Нейл сговорился с преступным знанием разрушить наш мир?
— Вот именно! — подхватил Кевин. — Он сговорился!
Отец Майкл посмотрел на Доэни, который отвернулся в сторону, наблюдая за Джоном. Тот полностью сосредоточил свое внимание на голове, плавающей в сосуде, настороженно вслушиваясь и кивая, как будто разговаривая с ней.
— Позвольте мне напомнить латынь, забытую вами, — продолжал священник.
— Слово «сговор» иначе звучит как «конспирация». Ах, эта замечательная латынь, по ее законам «конспирироваться» означает «дышать вместе, вместе существовать». А здесь никакого сосуществования не было! Он сделал это сам, в одиночестве!
Отец Майкл резко повернулся на каблуках и встал лицом к присяжным, давая им время переварить сказанное.
Почти неслышно священник повторил свои последние слова еще раз:
— В одиночестве. — И громче: — Можете ли вы упустить благоговейную значимость этого исключительного факта?
Присяжные теперь неотрывно смотрели на отца Майкла, и на их лицах не осталось и тени скуки.
Следующую фразу священник почти пропел:
— Он сделал это в одиночестве! Как мы будем вести свои дела в свете такого знания? Как мы будем теперь судить о своем собственном поведении? Где тот безвинный, готовый бросить первый камень?
— Это бесполезно! — крикнул Кевин и стукнул по столу револьвером. — Господин Доэни, может быть, вы уладите эти вопросы?
Джон посмотрел на револьвер, сознавая, что ошибаться сейчас нельзя.
Придав печаль своему голосу, Финтан произнес:
— Мы идентифицировали виновника наших несчастий. Мы не нуждаемся ни в его признании, ни в отрицании вины. Это О'Нейл. — Доэни указал на него пальцем, потом опустил руку. — Он сделал всех предыдущих убийц просто дилетантами-любителями. Войны кажутся лишь небольшим огорчением в свете такого деяния. Вам, отец, не кажется интересным, что я, ссылаясь на чуму, употребляю слово «война»? Вы же не говорите, что каждый ирландский солдат, делающий выстрел в припадке гнева, виновен?