Весь Кир Булычев в одном томе
Шрифт:
— И вы — шпионы, — сказал Андрей утвердительно.
— Можешь называть нас именно так, можешь даже махать красным галстуком и вызывать отважных пограничников, чтобы нас задержали и предали справедливому суду. Только неизвестно, где тогда окажешься ты, — ответил Васильев.
Альбина робко потянула Андрея за рукав — обратно, в тундру.
— Погоди, — сказал Андрей. — Вы получили сведения о Полярном институте и испытаниях?
— Разумеется, — сказал Васильев, — на то и существует разведка.
Юрген смотрел на них, приблизив лицо к плексигласу кабины. Лицо угадывалось неподвижным белым овалом.
— Не обращайте на Юргена внимания, — сказал Карл Фишер Васильеву. — Это зазнавшийся юноша, напичканный предрассудками, которыми столь богата любая тоталитарная система.
Васильев приподнял бровь. Таких слов он не ожидал от скромного фотографа.
— Не бойтесь, если я говорю нечто выходящее за пределы дозволенного, значит, я отношусь к тем, кто определяет эти границы, — сказал Фишер. — Надеюсь, когда придет время выбирать между смертью в ледяной пустыне и относительным комфортом берлинских учреждений, ваши соотечественники разумно выберут второе.
С этими словами Фишер отошел в сторону, ободрив Васильева, павшего было духом от мысли, что придется бросить этих несчастных людей здесь. Теперь Васильев убедился, что настоящим руководителем миссии является не молодой ас, а именно Фишер, что было куда разумнее с точки зрения германской разведки.
Андрей с Альбиной смотрели вслед Фишеру — они также почувствовали власть в его мягком тоне и сдержанных движениях.
— Мы улетаем через несколько минут, — сказал Васильев. — Иначе нас могут засечь русские истребители, и мы никуда не прилетим. Нас должна скрыть утренняя мгла — к восходу солнца «Ханна» будет уже над морем. Решайте.
Васильев увидел, как Фишер, подойдя к кромке воды, окликнул Юргена, который не сразу высунулся, отодвинув боковую створку пилотской кабины. Васильев не разобрал, что там объяснял фотограф пилоту, потому что слушал, как Андрей говорил Альбине:
— Альбина, я не могу вас здесь бросить одну, на верную смерть. Но если вы не полетите с нами, то я останусь и погибну тоже.
— Но как можно улететь! — произнесла Альбина. — Это же измена Родине.
— К сожалению, наша Родина держит нас здесь, потому что считает нас изменниками, и еще сегодня утром сделала почти удачную попытку отправить нас на тот свет без суда и следствия.
— Это не Родина! — закричала Альбина. — Это Алмазов! Ты же знаешь, что это Алмазов!
— Алмазов такая же пешка, как любой охранник, — в любой момент его могут сковырнуть. И придет другой такой же Алмазов.
— Но что тогда все это означает? Что с нами происходит?
Это был вопрос, который она, видно, задавала множество раз — но только себе, боясь любого собеседника.
— То, что наша страна сошла с ума, — сказал Андрей.
Было жутко холодно, одежда так и не просохла, дул холодный ветер, и звезды были еле видны на голубеющем небе — их постепенно затягивало тонкими полупрозрачными облаками.
Альбину била дрожь.
— В бараке вы не согреетесь, — сказал Андрей. — Мы умрем.
— Я знаю. Так, наверное, лучше.
— Но я остаюсь с вами.
— Ни в коем случае! Вы улетайте!
— Вы моя жена!
— Не смейте так говорить!
— Жена военного времени.
— Не смейтесь.
— Альбина. — Андрей обратился к последнему аргументу. — Только недавно, когда погиб Айно, вы сказали мне, что должны остаться жить, чтобы отомстить Алмазову. Если мы замерзнем в этом бараке, кто будет мстить?
— Я думала мстить здесь, а не там.
— Откуда вы знаете, в каком случае ваша месть будет более успешной?
Альбина подняла голубые — то ли от лунного света, то ли от холода — руки и сжала виски — она была близка к истерике.
Карл Фишер придерживал лодку у берега, Васильев медленно подошел к лодке и передал туда свинцовый ящик. Карл Фишер поставил его в лодку. Потом они посмотрели на Андрея и Альбину.
Андрей протянул Альбине руку, и они пошли к лодке. Альбина вяло сопротивлялась, как бы отдавая дань долгу сопротивляться. Они дошли до лодки и сели в нее. Васильев оттолкнулся от берега, Фишер ловко действовал байдарочным веслом, чтобы подогнать лодку к низко нависшему над водой брюху гидроплана.
Фишер поднялся в фюзеляж первым и что-то резко сказал Юргену.
Тот возразил. Фишер прошел к пилотской кабине, и до Васильева донесся обрывок сказанной им фразы:
— Как только мы выйдем из зоны опасности, вы дадите радиограмму в Берлин. Я разрешаю вам дать ее открытым текстом. В ответе вам подтвердят мои полномочия — в ином случае можете меня расстрелять.
— Я отвечаю за полет, — упорствовал Юрген.
— Вы отвечаете за то, чтобы самолет долетел до места, а все остальное поручено мне. Я надеялся, что не будет нужды в том, чтобы открываться вам, — все шло по плану, но теперь такая необходимость возникла. И я попрошу, чтобы вы не допускали ни единого выпада или оскорбительного слова против несчастных русских.
— Я буду молчать, — сказал Юрген голосом обиженного школьника.
Остальные уже поднялись в тесную кабину гидроплана, и мужчины втаскивали резиновую лодку. Васильев понял, что Альбина слышала разговор Фишера и Юргена и, возможно, поняла его.
— А вы живете в Германии? — спросила Альбина, заметив, что Васильев наблюдает за ней.
— Давно, — сказал Васильев.
— А Андрей знал вас раньше?
— Немного знал, — сказал Андрей.
Васильев задраил дверь, и пассажиры разместились в ногах Фишера, прижавшись к трубам с горячим воздухом, которые вели от моторов для обогрева и были забраны в решетки, чтобы не обжечься. Они тесно сжались в клубок. Юрген развернул машину, включив на малые обороты один из моторов. Васильев стоял за спиной пилотского кресла, все делали вид, что никакого конфликта не произошло.
Прежде чем самолет начал разбег и заревели, заглушая любой разговор, моторы, Васильев сказал, склонившись к уху Андрея:
— Я думал, что, если она откажется, я заставлю тебя лететь с нами под дулом пистолета.
— Во-первых, не знаю, что бы из этого вышло, — ответил Андрей, — а во-вторых, я почти не сомневался, что смогу ее убедить. Мы теряли все, оставаясь там.
— Вот видишь!
— Не исключено, что мы потеряли все, полетев с вами.
— Исключено! — улыбнулся Васильев, который совсем не был в этом уверен.