Весь Кир Булычев в одном томе
Шрифт:
— Звонили из Москвы, — сказала Лидочка. — Мать Ирины убита. Формально погибла в автомобильной катастрофе.
— Мерзавцы! — сказал Слокам. — Передайте девочке мои соболезнования. Это больше, чем может выдержать человек.
— Вы правы, — согласилась Лидочка.
— Кстати, — сказал инспектор, — в Манчестере при посадке в самолет задержаны два джентльмена, которые подходят под описание бандитов. У них были словацкие паспорта. Оба заключены под стражу. Пока им предъявлено обвинение в незаконном проникновении в страну и попытку выехать по подложным документам.
— Но их не отпустят под залог?
— Мы постараемся, чтобы их не отпустили. Я сделаю все, от меня зависящее. Я очень надеюсь, что банда, которая все это организовала, понесла большие потери и обожглась на случае с Кошко. Вам с Ириной придется дать показания по поводу этих джентльменов и опознать их. Вам страшно?
— Нет, — сказала Лидочка. — Мне не страшно. Я их ненавижу.
Иришка слышала разговор и откликнулась от двери:
— Мне тоже не страшно. Так и скажите. И скажите, что они сильные, пока мы их боимся.
ЗОЯ ПЛАТОНОВНА
(цикл)
Цикл о «русской мисс Марпл». Три разноплановых рассказа объединяет образ Зои Платоновны — бабушки, которой не всё равно. Свою нерастраченную энергию и немалый житейский опыт она тратит на помощь абсолютно посторонним для себя людям, раз за разом разгадывая загадки…
Книга I. Петух кричит с опозданием
Петух Громобой закричал как положено. Шесть часов тридцать минут.
Баба Ксеня проснулась, прервав увлекательный сон про то, как она, молодая, бегает босиком по траве, свесила ноги с высокой кровати и поглядела на часы. Часы показывали семь часов двадцать одну минуту. Баба Ксения сказала часам: «Врешь». Потом пошла растапливать печку.
В окно она увидела, что проехал Степанов грузовик с бидонами молока. Это было странно, потому что Степанов грузовик проезжает позже.
Потом мимо забора прошла с корзинкой грибов Шура. Уже из леса. Быстро она сегодня управилась.
— Эй, — сказала баба Ксеня. — Вставай, Зоя, поднимайся, рабочий народ!
Жиличка Зоя не откликнулась.
Баба Ксеня отодвинула занавеску. Постель жилички была застелена. Ни Зои, ни фотоаппарата.
Баба Ксеня встревожилась и включила радио. Областная станция сказала, что время восемь часов одна минута, начинаем последние известия.
И даже тогда баба Ксеня не поверила. За три последних года петух Громобой ни разу не подвел старуху, ни разу не ошибся даже на пять минут. Может, ему, как и всякому живому созданию, хотелось иногда встать пораньше, особенно весной, огласить окрестности зычным криком, подпеть другим петухам в деревне. Но держал себя в руках, верная птица, ждал, пока время подойдет к половине седьмого, и только тогда открывал свой клюв и клокотал — можно сказать, ревел — на всю округу. Крик его перекрывал все прочие петушиные голоса, даже собаки замолкали. Он проносился над улицей, скатывался по пологому откосу к реке, несся над широкой полосой воды и, ослабев, но не иссякнув, тянулся над Заречьем, пока не угасал в густом лесу. Громобой был славным петухом, знаменитым на весь район.
Баба Ксеня стояла в растерянности и думала, что, наверное, Громобой захворал. Теперь, задним числом, она сообразила, что его крик был слабее, глуше прежнего и голос звучал надтреснуто. Где же он, болезный?
Баба Ксеня выглянула в окно, но перед домом, где Громобой любил прогуливаться у завалинки, баловаться с соседской собакой и красоваться перед курами, петуха не оказалось. Баба Ксеня так испугалась, что не смела пойти в сарай — ей представилось, что петух лежит там бездыханный.
На счастье, вернулась жиличка Зоя Платоновна.
Прошагала быстрыми молодыми шагами к крыльцу, хлопнула дверью, заглянула на кухню и спросила:
— Что случилось, Ксеня? На тебе лица нет.
— Зоя, — сказала Ксеня, открывая шкафчик над столом, чтобы достать валидол, что-то с Громобоем.
— Не может быть!.. А ведь, правда, он сегодня не кричал!
— Кричал, — сказала баба Ксеня. — Кричал, да не своим голосом, и на час опоздал. Ох, горе, горе…
— А ты смотрела?
— Боюсь.
— Не смотрела? Я схожу посмотрю.
— Погляди, Зоя. Погляди, умоляю.
Зоя Платоновна положила сумку с фотокамерой на диван и побежала в сарай. Ксеня секунду подождала, потом поспешила вслед. Вдвоем не страшно.
Петух сидел на жерди, поглядывал по сторонам, по виду — в добром здравии. И от того, что наступило такое облегчение, баба Ксеня разъярилась, подхватила с земли палку и начала ею махать, сгонять петуха с насеста и ругать его последними словами.
Петух слетел на землю и выскочил за дверь.
— Я же за него переживала, — сказала баба Ксеня.
— Понимаю, — сказала Зоя Платоновна.
Сарай был старый, с щелями, солнце прорезало его лучами, и в лучах суетились пылинки. Пахло пометом и старым сеном.
— Пошли, что ли, — сказала Ксения. — А я ему верю, да проспала из-за него, как пенсионерка. Стыд, страшно подумать.
Баба Ксеня была пенсионеркой давно уже, лет двадцать. Но считала это состояние позорным.
Они вышли во двор. Петух уже подошел к курам и разглядывал их с интересом.
Ксения постояла с минуту, чтобы полюбоваться своим Громобоем, потом сказала Зое Платоновне:
— Петух-то не наш.
— Не наш, — согласилась жиличка. — Это не Громобой.
— А где Громобой? — спросила баба Ксеня. Спокойно спросила. Событие было настолько неожиданным и даже невероятным, что баба Ксеня не рассердилась, не расстроилась — только удивилась.
Зоя Платоновна осторожно подошла к петуху, пригляделась — она очков не носила, и в шестьдесят лет глаза хорошие — и сказала:
— Он крашеный.
— Чего?
Зоя Платоновна нагнулась, ловко подхватила петуха, подняла на руки, прижимая к груди, чтобы не рвался, и поднесла к бабе Ксене.