Весь в отца
Шрифт:
— Ты и мои порвёшь, — презрительно процедил сквозь зубы Баландин. — А я потом изволь по магазинам болтаться. Интересное занятие! Хороший спортсмен должен позаботиться обо всём перед соревнованием, а не выходить на беговую дорожку раззявой и попрошайкой.
— Это верно, — вздохнул Коля Сизов и покраснел.
— То-то и оно, — буркнул Баландин. — Вперёд наука…
И он поехал к
Кто-то сзади крепко схватил Колю за руку. Он быстро обернулся. Перед ним стояли двое ребят-болельщиков. Коля раньше не видел их. Они подошли к концу его разговора с Баландиным и всё поняли.
— Мы тебе достанем ремешок в два счёта! Сейчас! Живо! Посиди здесь, не отъезжай! — затараторили они в один голос. — Этот индюк никогда ничего не даст…
Коля радостно улыбнулся им:
— Давайте…
Но было уже поздно.
— Четвёртая пара, на старт! — крикнул в рупор Семён Антонович. — Поторопись! Начинаем забег!
Стартёр взмахнул флажком — и два бегуна рванулись вперёд. Сразу стало ясно, что Коля Сизов не уступит, что он полон решимости выиграть призовое место. Уже на первой прямой Коля метра на три оторвался от своего напарника и стал мягкой, скользящей перебежкой стремительно огибать поворот. Вся его лёгкая маленькая фигурка на какую-то долю секунды сжималась в комок, припадая на сильно согнутую левую ногу. Затем на мгновение он слегка выпрямлялся, быстро скрестив ноги, перенося центр тяжести слева направо, и снова стремительно нёсся над голубой ледяной дорожкой, словно стриж в бреющем полёте над застывшей гладью реки.
— Перебежечка первый сорт! Красота! Будто по воздуху плывёт! — одобрительно заметили болельщики и сразу от волнения зашмыгали носами и загудели, когда Сизов, увеличивая скорость, пошёл по прямой.
— Вот это да! Ух, братцы, жмёт! Смотрите, что делается!
— Ерунда! Захлебнётся! — ухмыльнулся Мишка. — Не выдержит темпа. Мало каши ел! — И он ободряюще похлопал по плечу своего друга Баландина. — Верно я говорю, Витя?
Но Баландин не слышал его, не смотрел на Сизова, он в волнении сжимал в руке новенькие, недавно подаренные часы и нетерпеливо следил за секундной стрелкой. Ему казалось, что она почти не двигается, будто что-то прижимает её к циферблату и задерживает ход.
Первый круг Сизов прошёл за двадцать три и шесть десятых секунды. Оставалось ещё полтора круга.
Волнение зрителей нарастало, а вместе с ним, казалось, росла и скорость Сизова. Напарник отстал метров на пятьдесят.
Когда Сизов, второй раз обойдя дорожку, миновал старт, Семён Антонович громко крикнул:
— Сорок восемь секунд!
— Сорок восемь! — прокатилось гулом по толпе болельщиков, и кто-то неистово крикнул, срываясь на высокой ноте:
— Коля, жми! Ко-о-оленька!
На последний поворот Сизов вышел под сплошной ликующий неумолкаемый свист.
Толпа ринулась к финишу.
Баландин уже не смотрел на часы. Двумя руками он крепко, до боли, вцепился в Мишкино плечо. А тот только сплёвывал на лёд и отчаянно причитал:
— Ай-ай-ай! Ай-ай-ай!
Вот, наконец, последний поворот. Короткий отрезок прямой — и финиш.
Семён Антонович и его помощники-судьи волновались не меньше других. Они видели, что Сизов бьёт рекорд Баландина, показывая исключительное время. Сейчас он выйдет на прямую. Ещё несколько мгновений — и остановленный секундомер покажет пятьдесят семь секунд. Ну, может быть, ещё одну или две десятых секунды, ничуть не больше! Нет, нет! Это ясно!
Толпа свистела, махала шапками, неистово кричала в один голос:
— Си-и-изов!!
Коля выходил из виража. Он последний раз сжался в комочек, присел на левую ногу, сделав резкий наклон, и вдруг… Словно неведомая воздушная волна бросила его в сторону. Он звонко вскрикнул, взмахнул в отчаянии руками, пытаясь удержать равновесие, но, увлекаемый инерцией, повалился на лёд, перевернулся через голову и, проехав на спине до края дорожки, закопался в снежный сугроб.
На руках его унесли в раздевалку. Он не мог встать на левую ногу. Всё лицо его, порезанное жёсткими льдинками, было в мелких царапинах.
На все вопросы ребят он ничего не отвечал. И только когда Семён Антонович, осторожно расшнуровывая ему ботинки, нагнулся и ласково шепнул: «Ах, дорогой ты мой… Что же это случилось такое?» — губы Сизова задрожали: «Ремешок… Нужен был ремешок…» И слеза, обжигая царапины, скользнула по его лицу.
Утром вся школа знала об этом случае.
Со слов ребят, которые слышали, как Сизов попросил у Баландина ремешок, история эта стала известна всем.
Первым, кого встретил Баландин в этот день, был друг, верный почитатель его спортивного дарования и болельщик — Мишка. Он угрюмо, с презрением посмотрел на Баландина и сказал:
— Подло! Я тебе больше не друг! Это очень подло!
И, невзирая на негодующие протесты нянечки-гардеробщицы, сплюнул на пол и яростно растёр ногой.
Когда Баландин вошёл в класс, его встретило полное молчание. Но он чувствовал, что в этой тишине уже родились жёсткие и гневные слова осуждения. От них не удается весело отмахнуться. Они потребуют ответа.
Вырвары
Странное слово: вырвары! Оно кажется тебе, дорогой читатель, чужим и незнакомым. Откроем секрет его происхождения.
Однажды на площадке детского садика маленькие ребятишки посадили в землю саженцы берёзок и тополей. Малыши мечтали вырастить, здесь красивую тенистую рощу. Она и выросла бы, опекаемая заботами маленьких садоводов. Но вечером на площадку тайком проникли мальчишки из посёлка. Они вырвали саженцы, ободрали цветы на клумбах и ушли.
Так повторялось несколько раз. Ребятишки горько плакали. И нянечка, утешая их, сказала:
— Что поделаешь, дорогие ребятки! Живут в нашем, посёлке какие-то разрушители-злодеи! Настоящие варвары!
— Они не варвары, тетя Зина, а вырвары! — всхлипывала маленькая девочка, глотая слезы. — Раз они всё вырывают, — значит, они вырвары!
— Ну, пусть будут вырвары! — согласилась няня. — Ты только не плачь! Мы купим громадную собаку-овчарку, и она будет охранять нашу будущую рощу от вырваров.
И вот на другой день заведующая детским садиком привела большую свирепую овчарку. Она стала сторожить сад, и вырвары больше не появлялись.