Веселые человечки: культурные герои советского детства
Шрифт:
Особенно ярко эта двойственность выражена в знаменитой речи Чебурашки из конца первой серии: «Мы строили, строили и наконец построили!» Эта крылатая фраза фиксирует знакомое ощущение того, что общечеловеческая ценность одновременно и выражена и пережита как абсурдная. Выполняя общественно значимое задание и, таким образом, принимая нормативный язык общества как свой собственный, Чебурашка тем не менее ощущает этот язык как ему не вполне принадлежащий. В мультфильме присутствуют и альтернативные языки (о которых ниже), но для Чебурашки и Гены, чья цель — преодолеть изначальное чувство отчуждения, «влившись в коллектив», то есть приняв превалирующие ценности социума, альтернативные языки неактуальны. Дело как раз в том, что герои действительно хотят в этот коллектив влиться
В конце первой серии радость, связанная с завершением постройки «Дома друзей», сменяется растерянностью и разочарованием, когда оказывается, что друзья в этом доме жить не хотят. Чебурашка возвращается к словам своей речи, на этот раз реализуя ее скрытое значение: «Что же это получается? Мы строили, строили, и все напрасно». Герои находят альтернативную функцию для построенного домика и планируют сделать из него детский сад, в котором Чебурашка может служить игрушкой. Но в этот момент Чебурашка возвращается к основному для себя вопросу, беспокоясь, что его не примут на службу, потому что он «неизвестно кто». Тавтологичная реакция Гены; «Как это — неизвестно кто? Очень даже известно!» — ответа как раз и не дает.
Локальные успехи, достигнутые героями в каждой из серий, не упоминаются в последующих. Так, о детском саде речь больше не идет, зато в мультфильме появляются дети, страдающие от неустроенности жизненного пространства. Во второй серии вместо детского сада фигурирует асфальтированный городской двор с опасными люком и трансформаторной будкой, а в третьей — загрязненный заводом лес. Герои снова и снова сталкиваются с задачей «переделывания мира». В четвертой серии место детского сада занимает школа, находящаяся на ремонте. Мотив ремонта — основной в этой последней серии (проказница Шапокляк вешает на двери лифта и квартиры, в которой живут герои, табличку с надписью «ремонт»). Мотив этот подчеркивает характер всей деятельности Гены и Чебурашки: если в первой серии они декларировали попытку «передружить», во второй и третьей пытались переделать, то в четвертой оказывается, что им нужно ремонтировать. Необходимость постоянной «перестройки» явственно свидетельствует о бессмысленности усилий героев.
Более того, динамика этого переделывания отрицательна. Так, если во второй серии речь идет просто о неблагоустроенном городском дворе, то в третьей — о намеренно спровоцированной экологической катастрофе. Показательным образом, уменьшается количество обитающих в таких пространствах детей. Если во второй серии их пятеро, то в третьей — двое, а в четвертой — ребенок уже один. Может показаться, что за движением от детского сада в первой серии к школе в четвертой стоит прогресс, но на самом деле и здесь наблюдается деградация. Гена решает определить Чебурашку в школу потому, что тот не может прочесть его телеграмму. Получается, что со времени первой серии Чебурашка разучился читать — ведь в первой серии он приходил к Гене, прочитав его объявление. Правда, во второй он уже испытывал некоторые трудности, читая по слогам пионерский транспарант о сборе металлолома.
Общая регрессивная динамика «Чебурашки» особенно ярко наблюдается в эмоциональном регистре. Если в первой серии бессмысленность, казалось бы, успешного окончания проекта вызывает у героев растерянность, то впоследствии она переходит в нарастающую тоску. С начала второй серии ощущение нормативно положительного как отрицательного становится лейтмотивом мультфильма, когда Гена поет песню про день рождения, в которой прохожие не понимают, «почему он веселый такой». Ничего удивительного в этом непонимании нет. Эмоциональную тональность песни о любимом детском празднике наглядно реализует сопутствующий ей проливной дождь. Грустная песня о счастливом факте рождения подготавливает апофеоз тоскливого ощущения заброшенности, неспособности пережить нормативные ценности как смыслообразующие для отдельного человека — песню Гены про «голубой вагон» в конце третьей серии.
Слова этой поразительно грустной песни близко
Припев:
Скатертью, скатертью Дальний путь стелется И упирается прямо в небосклон. Каждому, каждому В лучшее верится, Катится, катится голубой вагон. Может, мы обидели кого-то зря. Календарь закроет этот лист. К новым приключениям спешим, друзья. Эх прибавь-ка ходу, машинист!Припев:
Голубой вагон бежит качается, Скорый поезд набирает ход. Ну зачем же этот день кончается? Пусть бы он тянулся целый год!Припев:
Песня описывает экзистенциальное состояние героев, используя очевидные символы жизненного пути и проходящего времени: дальний путь «стелется скатертью», бежит голубой вагон, вдаль уплывают минуты. Нормативное отношение к этой теме по обыкновению окрашено советскими идеологическими коннотациями: каждому должно вериться в лучшее будущее, и все просят машиниста «прибавить ходу». При кажущемся оптимизме словесный ряд песни исполнен глубокой амбивалентности. Стремящиеся в будущее одновременно хотят, чтобы это будущее не наступало, чтобы день не кончался, а тянулся целый год. Но и это желаемое замедление времени тоже ощущается как тяжелая ноша: минуты уплывают слишком медленно. Если героям и хочется, чтобы настоящее скорее стало прошлым, тем не менее этого настоящего-прошлого становится жаль и с ним хочется снова встретиться, хотя это и невозможно.
Самые поразительные строки песни описывают содержание памяти: без всякой сюжетной мотивации в рамках мультфильма героям кажется, что «они обидели кого-то зря». Под воздействием этого ничем не спровоцированного ощущения вины герои выражают желание забвения. Уплывающие в прошлое минуты, которые в начале песни хотелось запомнить, оказывается необходимым забыть. Герои просят машиниста «прибавить ходу» не потому, что представляют себе лучшее будущее, а потому, что «новые приключения» помогут им отстраниться от травм прошлого и тяжести настоящего.
Учитывая непреходящую популярность мультфильма, для нашего прочтения важны не столько его связи с непосредственными реалиями эпохи, сколько его способность сохранять свое значение в меняющихся культурных контекстах российской жизни последних десятилетий. В этом более широком ракурсе мультфильм говорит правду, интуитивно уже знакомую зрителю. Вполне осознанное нормативное желание участвовать в поступательном движении общества к лучшему будущему накладывается на непреходящее ощущение того, что смысл этого движения иллюзорен. За этой иллюзорностью стоит ощущение смысловой невнятицы существования и, соответственно, чувство индивидуальной заброшенности и маргинальности по отношению к нормативным проектам. Несмотря на то что в отдельных сериях герои испытывают временное удовлетворение от приобщения к «теплым человеческим ценностям», которые постулирует мультфильм, в конечном итоге эмоционально доминирующим оказывается все-таки ощущение неизбывного отчуждения.