Веселые и грустные истории про Машу и Ваню
Шрифт:
Владельцы этого кафе – армяне, здесь армянские официанты и армянская кухня, а само кафе почему-то пропитано морскими мотивами. Наверное, армяне все время тоскуют по морю, которого у них нет, а у азербайджанцев есть, и даже в оформлении этого кафе в центре Москвы сказалась их вселенская тоска по морской глади.
Здесь повсюду развешены обрывки каких-то парусов, семейные фотографии усатых армянских капитанов с трубками во ртах, спасательные круги… И есть несколько больших аквариумов с морскими рыбами, хоть и небольшими, но все-таки морскими.
И вот Ваня подбежал к одному из этих аквариумов и присел перед ним. Я вдруг понял, что только теперь
Он сидел перед аквариумом и гладил, гладил его стеклянную стенку и что-то шептал этим рыбам… Ему было очень хорошо с ними. И им тоже с ним. Они сгрудились вокруг его прилипших к стеклу ладошек и тыкались в них своими масляными носами. Я очень расчувствовался, подошел к нему, тоже присел на корточки. Мальчик обрадовался и резко повернулся ко мне:
– Папа, можно, я вот этих двух закажу?!
И он показал мне этих двух, вдруг встрепенувшихся так, словно они поняли, о чем тут за стенкой толкуют.
Они затрепетали и хотели, казалось, куда-то ускользнуть, но куда ж ты денешься из аквариума, милая.
Я объяснил Ване, что так думать про этих прекрасных рыб – преступление и что жизнь – чище и лучше, чем он думает в свои пять лет. И что рыбы могут просто плавать, только этим радуя нас.
– А помнишь, мы ходили в один ресторан, там был такой же аквариум, и ты заказал мне двух рыб, – недоуменно сказал мальчик. – Я одну даже сам ловил, помнишь?
Я припомнил только карпа в китайском ресторане, мальчик с восторгом подтвердил насчет карпа и добавил, что были еще две, которые к китайскому ресторану никакого отношения не имеют.
К счастью, тут нам передали, что машину вымыли. Мы вышли, расплатились, и я подумал, что, видимо, надо все-таки ехать в кино. Но потом эта мысль показалась мне какой-то пошлой. Ну почему если ты оказался наконец-то наедине с сыном, надо ехать обязательно в кино? Почему чуть что, сразу в кино? Что с сыном, что не с сыном?
Ну а куда могут поехать мужчины в свободное от работы и от детского сада время? Нет, ну конечно, не туда. Но есть же еще какие-то места. И я позвонил другу, которому два раза такие вещи объяснять не надо.
– А вы по танкам лазили? – спросил он.
– Нет, – виновато признался я.
– А, ну все, – сказал он. – Езжайте на Поклонную гору, там музей военной техники под открытым небом. Танки, пушки, самолеты… Вам туда.
Я даже не поверил своим ушам и своему счастью. Ваня, правда, по-моему, не очень понял, что я ему предложил, но согласился. Через четверть часа мы были уже на Поклонной горе. И мы сразу увидели один танк. Он стоял в стороне от музея, и на него можно было и в самом деле залезть. Издали я увидел две фигурки на этом танке и обрадовался.
Меня вообще уже распирало от того, что мы делали. Это и правда получалось как-то уж очень по-мужски.
На танке стояли девушка и юноша с фотоаппаратом. Он что-то бормотал, снимая не девушку на танке, а какие-то детали этой машины. Чем-то он был сильно недоволен.
Оказалось, что этот юноша – специалист именно по танкам «Т-34». А недоволен он тем, что на послевоенную «тридцатьчетверку» надели башню с какого-то вообще тягача и выдают за классику.
Юноша помог поднять Ваню на танк и тут же забыл о нем, с головой уйдя в люк, который ему неожиданно удалось открыть. Ваня
Минут через 20 я снял его с танка, объяснив, что самого главного он еще не видел. То, что мы увидели на полигоне, совершенно захватило меня самого. В какие-то моменты я забывал о Ване, а он – обо мне. Он надолго пропал в лабиринтах окопов, и я только слышал его крик:
– Та-та-та-та!
Это он жал на гашетку, как я потом понял, когда сам добрался до пулемета на одной из огневых точек. Я тоже жал. И вы будете жать, если вы честный человек. И будете орать:
– Та-та-та-та!
Мы еще два часа ходили среди подбитых немецких самолетов, среди артиллерийских пушек, санитарных поездов, среди штурмовиков и истребителей, и Ваня, теряя ощущение времени и пространства, повторял одно и то же:
– Папа, сегодня такой день, такой день…
Ваня, мысленно умолял я его, ну скажи это еще раз!
– Такой день… – говорил Ваня. Спасибо, родной, мысленно шептал я.
Поздним вечером мы поехали в аэропорт и встретили Машу. Она вернулась из Парижа. Мы жаждали ее рассказа. И она жаждала рассказать. Но она не успела ничего. Рассказывал в этот вечер Ваня – про то, какой это был день.
Маша терпеливо слушала. Мы приехали домой. Она подарила мне туалетную воду во флаконе в виде Эйфеле-вой башни, которую Маша называет Эльфовая. Она, наверное, думает, что башню так назвали потому, что в ней живут эльфы.
Потом Ваня задел меня за живое, то есть ударил в ногу, потому что ему срочно понадобился спарринг-партнер по ушу, и мы начали драться.
– Перестаньте, – сказала Маша. – Ненавижу, когда мужчины дерутся.
«Они могут пойти на другой пляж»
Выхода не было, пришлось учить Ваню играть в боулинг. Потому что на роликах он кататься не захотел.
У меня не такие уж смутные представления об этой игре. То есть, если у меня спросить, умею ли я играть в боулинг, я отвечу: «Да!» Другое дело – люблю ли я играть в боулинг. На этот вопрос у меня нет ответа. Он был лет пять-шесть, а может, десять лет назад, когда боулинга было мало в Москве, а поэтому играть в боулинг в пятницу считалось у нас делом принципиальным. Да, я любил. Попробовал бы я не любить, когда все так любили.
Но потом любовь прошла. Нет никакого смысла рассказывать, как это произошло, хотя, по-моему, это очень интересная история. Да, была целая история, длиной в два вечера. Но я не буду, потому что я должен рассказывать про Ваню.
И вот Ваня вместе с Машей ходит по выходным в один более или менее развлекательный подмосковный центр, где Маша катается на роликах. Ваня отчего-то давно остыл к этому занятию, толком не начав, а Маша наоборот – еще больше прикипела. Она безо всякого тренера (ведь я при всей любви к себе не осмелюсь назвать себя ее тренером по роликам) научилась, по-моему, здорово кататься и может часами нарезать круги по часовой стрелке в этом громадном полутемном подвале-катке, в центре которого как раз зал для боулинга. И каток отделен от него таким буфером с поручнями, за которыми стоят столики, куда уставшие хоть от роликов, хоть от жизни люди могут заехать и прийти в себя.