Весёлый Роман
Шрифт:
Маринка присела на землю, ухватив пацана левой рукой, она потянула его за собой, а затем я увидел, как своими ровными белыми зубками она вцепилась в оттопыренное ухо, торчавшее, как лопух, на стриженом голове, как брызнула кровь, и как, широко открыв рот, ее обидчик, no-видимому, громко заревел.
Тут во дворе поднялась суматоха, прибежала эта толстая старая воспитательница, подхватила с земли Маринку, поставила на ноги и несколько раз со всего размаху шлепнула ее по попке. Это уж было чересчур. Дома Маринку никто ни разу
Дверь в детский сад была закрыта. Я деликатно нажал кнопку звонка и выждал несколько минут. Никто не подошел. Тогда я стал давить на эту кнопку раз за разом. Звонок не отзывался. Очевидно, он был испорчен. Я принялся колотить в дверь. Очень не скоро послышались шаркающие шаги, и старушечий голос спросил:
— Кто там?
— Откройте, — потребовал я. — Свои.
— Кто свои?
— Я отец девочки… Мне нужна воспитательница.
— У нас карантин. Придите после пяти. Воспитательница к вам выйдет. А какая вам воспитательница нужна?
— Не знаю. Толстая такая.
— Екатерина Дементьевна? После пяти придите. И… удаляющиеся шаги.
Я медленно отошел от двери. Правильнее всего было, конечно, не связываться. Что я мог сделать? Настоять на том, чтоб Маринку забрали из детского сада? А как же остальные дети? Настаивать, чтоб и остальных забрали? Как-то ведь они здесь живут, и ничего плохого с ними не происходит. И она ведь в самом деле прокусила ухо этому пацану. Что ж ее, по головке погладить?
Но я вспомнил, какое выражение лица было у этой Екатерины Дементьевны, когда она шлепала мою Маринку, и почувствовал, что не могу уйти. Я повернул назад и пошел вдоль забора.
Каменная стена вокруг сада была украшена такими выступами с выемками, похожими на ступеньки. Перелезть через нее не составляло никакого труда. Я взобрался на забор и заметил, что поверху в штукатурке еще торчат остатки стекол. Эти стекла когда-то были прямо заделаны в забор, здоровенные и должно быть, острые осколки бутылок. Интересно, что здесь было когда-то?..
Я спрыгнул и направился к Маринке. Она сидела на корточках и что-то строила из песка.
— Маринка, — позвал я. — Маринка!
Она посмотрела на меня удивленно и двинулась было ко мне, но сразу же остановилась и оглянулась на свою кучу песка.
— Здравствуй, Маринка, — сказал я и протянул ей руку.
— Здравствуйте, — ответила Маринка и снова посмотрела на песок.
Что ей должна была наговорить Лена, чтоб она сказала мне не «здравствуй», а «здравствуйте» и не улыбнулась мне? Что я людоед?
— Как вы сюда попали? — спросил у меня за спиной певучий голос.
Я оглянулся. Екатерина Дементьевна смотрела на меня удивленной, беззлобной улыбкой.
— Это неважно, — ответил я сухо.
— Вы отец Мариночки? — обрадовалась воспитательница. — Очень хорошо, что
— Ваша девочка очень трудно привыкает к коллективу. Она дразнит детей, говорит плохие слова, и есть тут такой молодой человек Петя, которому она только что прокусила ухо. Вы сами понимаете, что родители этого мальчика не станут радоваться если их ребенок вернется из детского сада без уха. Нужно принимать какие-то меры.
— Нужно, — ответил я. — Только не такие, какие вы применяете. Я видел, как вы ее били.
Екатерина Дементьевна покраснела.
— А что бы вы сделали на моем месте? Конечно, вы правы. Я очень жалею, что сгоряча пошлепала Мариночку. Это в самом деле не метод… Но вы обязаны уделять ей больше внимания. Позаботиться хотя бы о том, чтоб она не слышала дома таких слов, какие она произносит.
— Да не слышит она дома никаких слов… Наоборот, это она здесь научилась.
— Не знаю. Я очень сомневаюсь в этом. Но если даже так, вы обязаны объяснить ей и научить ее, что такие слова нельзя говорить. И особенно обзывать ими детей.
— Какие слова? — не удержался я.
Екатерина Дементьевна замялась:
— Ну названия некоторых частей тела… Тех, что скрывает одежда. И если вы не приложите необходимых усилий, вам придется забрать ребенка из детского сада.
Я молчал.
— И вообще, я много раз замечала, что семейный разлад немедленно отражается на детях, — продолжала Екатерина Дементьевна. — Вы еще молодой человек и, может быть, не понимаете, какую непоправимую травму ребенку наносит развод, скандалы в семье, как он меняется, как озлобляется.
— У нас не было скандалов, — ответил я.
— Может быть. — с сомнением посмотрела на меня Екатерина Дементьевна. — А сейчас попрощайтесь с дочкой. Выход вон там. Нужно подняться на крыльцо и пройти через дом.
Я посмотрел на Маринку, которая по-прежнему, сидя на корточках, перекапывала песок так, словно ничего не слышала.
— До свидания, Маринка, — сказал я. Она даже не подняла головы.
Я остановился у крыльца и оглянулся. Маринка, и ребятишки, и Екатерина Дементьевна были совсем недалеко от меня, но я смотрел на них, словно в перевернутый бинокль.
Демагогия. Нужно дать по зубам. Забывается. Критиканство. Анархия. Занимается саморекламой. Антигосударственный выпад. Самовлюбленный. Одолел его критиканский зуд. Склочник. Самым умным себя считает. Занимается мышиной возней. Брюзжит. Разжигает нездоровые страсти. Злобствует. Опасный человек. Не в ногу идет. Раскусили наконец. Неуживчивый человек. Незрелый. Нет у него ничего святого. Тратит время на чепуху. Грязный навет. Распустился.
Это все про меня. После моего выступления на собрании. Нужно, правда, сказать, что я им здорово испортил обедню.