Весенняя песня Сапфо
Шрифт:
«Великий Зевс, куда это меня занесло под звуки лиры? – ужаснулась Сапфо мыслям, вдруг откуда-то появившимся и подобно вихрю закрутившимся в ее разгоряченном мозгу. – Наверное, я действительно просто больна».
Исполняя песню, Фаон смущенно глядел куда-то в сторону, но Сапфо сейчас казалось, что он не сводит глаз с юной Глотис.
Да и сама молодая художница, похоже, смотрела на юношу не только как на модель, как это было в случае с Эпифоклом, а как-то совсем иначе, несомненно иначе…
И еще эта песня – про златокудрую, прекрасную Афродиту, которую певец любит больше жизни. Может быть, исполняя
Только ли благодарность или еще что-то другое?
Сапфо ничего не могла с собой поделать: чем постыднее казались ей нелепые подозрения и смятенные чувства, тем неотвязнее откуда-то из глубины появлялись все новые и новые догадки, доводящие буквально до полного изнеможения.
– Что с тобой, Сапфо? – склонилось к ней откуда-то издалека озабоченное лицо Дидамии. – Ты, случаем, не больна?
– Не знаю, возможно, – прошептала Сапфо, почти не раскрывая рта.
Внутри нее полыхал такой непонятный, незнакомый огонь, что казалось, если она откроет рот, то наружу могут вырваться огненные языки пламени.
Сапфо не обманывала подругу – она действительно не понимала, что с ней происходит.
Но немеет тотчас язык, под кожейБыстро легкий жар пробегает, смотрят,Ничего не видя, глаза, в ушах же —Звон непрерывно [14] ,—14
Перевод В. Вересаева.
со сновидческой легкостью пронеслись в голове у Сапфо новые строчки, как только она нашла в себе силы снова взглянуть на Фаона.
Он теперь отложил в сторону лиру и возлежал с довольным видом ребенка, ожидавшего в награду за удачное выступление кулек сладких фиников. И «финики» не замедлили себя ждать – только в данном случае это были похвалы и лестные слова, которые высказывал Фаону каждый из присутствующих.
– Бесподобно! – громче всех восклицал Алкей, перебивая несколько смущенные возгласы женщин. – Какая одухотворенность и в то же время неискушенность! Клянусь Зевсом, давно я не получал такого удовольствия от пения, как сегодня. Скажи, наше солнышко, а не можешь ли ты теперь спеть какую-нибудь мою песню?
– Нет, – покачал светлыми, разлетающимися кудрями Фаон и добавил простодушно – Филистина научила меня только песням на стихи Сапфо. Она говорит, что это самые лучшие строки, которые можно найти, а другими лучше не забивать себе напрасно голову. Не только на Лесбосе, но и во всем мире ничего не создано прекраснее.
– Лучшие? – переспросил Алкей.
Он уже хотел было добавить: «А как же я?» – но, встретившись с быстрым, хитрющим взглядом Эпифокла, прикусил язык. В другое бы время Алкей обиделся на такие дерзкие слова, но теперь… только широко улыбнулся Фаону и быстро придумал себе утешение.
В конце концов, совершенно естественно, что здесь, в кругу своих подружек, Сапфо считается самой лучшей поэтессой на земле и даже на луне. Но это ничего не значит, и потому не стоит относиться к таким суждениям чересчур серьезно.
Если бы завтрак сейчас проходил в роскошном доме Алкея, в кругу его друзей и почитателей, то они наверняка не менее пылко восхваляли бы именно его мужественные песни. И если Фаон хотя бы раз их услышит – он напрочь забудет о существовании Сапфо.
– А почему бы не устроить состязание? – подал голос долгое время молчавший Эпифокл. – И я тоже хочу принять в нем участие. Признаюсь, пение этого дивного мальчика растрогало даже мое старческое сердце. Я почувствовал, что у меня в груди тоже зашевелились кое-какие звуки. И вообще: подайте мне тоже чашу с вином! Оставлю-ка я эту кашу доедать старому, беззубому Харону и его приспешникам, а мы еще повеселимся.
– Состязание? О, только не сейчас, – страдальчески наморщила лоб Сапфо. – Сегодня я не здорова.
– Хм, хм, нам некуда торопиться, – заявил Эпифокл, быстрыми, торопливыми глотками осушая чашу и стараясь скорее наверстать упущенное, словно именно на дне чаши хранилось его хорошее настроение. – Я желаю остаться здесь на несколько дней. Многое из того, что я вокруг себя вижу, подтверждает мою величайшую теорию. И мне интересно было бы, – разумеется, с разрешения гостеприимных хозяев, – кое-что проверить и на практике.
Сапфо кивнула – не могла же она сказать знаменитому философу и к тому старику, чтобы он катился отсюда своей дорогой? И потом – досадно упускать возможность близко пообщаться со столь знаменитым ученым мужем только из-за своих странных капризов.
– Но как же корабль, на котором вы должны были уплыть? – только и спросила она.
– Хм, меня там будут ждать ровно столько, насколько я пожелаю задержаться, – с довольным видом пояснил Эпифокл. – Владелец триеры дал клятву быстроногому Гермесу, что не отправится без меня к берегам Фасоса.
– Прекрасно! Тогда я тоже остаюсь! – воскликнул Алкей. – Мы проведем здесь поэтический турнир, и это будет настоящий, большой праздник. Предлагаю в честь нашего юного певца назвать его «фаониями». Как я придумал?
– Не знаю… Наверное, я не заслужил, – смущенно пробормотал Фаон.
– Нет, заслужил! Для того чтобы получить награду, вовсе не обязательно петь громче всех, разве не так? – пояснил Алкей. – Ты сам видишь, Фаон, твоя коротенькая песня – несмотря на то, что ты чаще всего брал совсем не те ноты, какие было нужно, – сумела всех нас расшевелить и даже изменить весь ход дальнейших событий. Теперь ты понимаешь, какой силой обладает настоящее искусство? Сильнее этого – только любовь.
Фаон буквально сиял от удовольствия – еще бы, он не только без особого труда вошел в круг всех этих взрослых, знаменитых людей, но сразу же оказался в самом центре внимания.
Неужели и правда Алкей назовет состязание «фаониями»? И вот так запросто, волей случая, делается слава?
Фаон посмотрел на Сапфо, которую он был должен в первую очередь благодарить за такое количество разом полученных удовольствий, включая вкусные кушанья, вино, а теперь еще и почет. Но его благодетельница сидела почему-то без тени улыбки на лице и лишь нервно покусывала и без того алые от гранатового сока губы.