Весенняя песня Сапфо
Шрифт:
В разгоряченном воображении Сапфо, которая вот уже целый час занималась сочинительством, один за другим с необыкновенной скоростью стали мелькать божественные образы.
Нет, когда Фаон вот так пристально смотрел в воду, он скорее напоминал прекрасного Нарцисса, который никак не мог оторвать взгляда от своего отражения в ручье. И если бы Фаон сейчас на ее глазах действительно превратился в цветок, то это почти наверняка был бы именно нарцисс. Ну, конечно, а мягкие волосы юноши, слегка вздыбленные ветром, стали бы белыми капризными лепестками…
Тогда
Впрочем, от Эхо все равно навеки остался ее голос, живущий в горах.
Когда-нибудь и от нее, Сапфо, тоже останется всего лишь один голос. Только ее голос – ее стихи.
Весь вопрос только в том, как долго голос может звучать после смерти обыкновенной, земной женщины? Вот если бы…
Но продолжить Сапфо не пришлось, потому что в этот момент Фаон издал громкий, победный крик и вонзил в воду свой трезубец. Однако дно в этом месте ручья оказалось неровным, так что юноша не удержался на ногах и с шумным плеском упал в воду.
Сапфо выскочила из своего укрытия – как бы мальчишка не утонул! Но он, смеясь, уже поднимался на ноги.
– Все в порядке? Я гуляла рядом и вдруг услышала какой-то шум…. – проговорила Сапфо.
– О, здесь мелко, – тряхнул волосами Фаон, и с них во все стороны полетели мелкие серебристые брызги. – И это хорошо, ведь я совсем не умею плавать! Поэтому я купаюсь только в ручье, да и то захожу по колено.
– Почему же ты не научишься? В моей школе даже маленькие девочки умеют плавать в море. Тебе наверняка известна пословица о необразованных людях: «Он не умеет ни писать, ни плавать…»
– Я много раз пробовал, но меня сразу же как будто кто-то хватает за ноги и тянет под воду, – по-детски пояснил Фаон.
А Сапфо снова подумала про себя: так и есть, отец тебя к себе тянет, Посейдон. Вон какой сынок у него уродился, красавчик с трезубцем – настоящее украшение подводного царства!
На теле Фаона сейчас была только одна белая повязка, прикрывающая бедра.
Но теперь повязка намокла, и Сапфо невольно обратила внимание, что Фаон не только ростом стал похож на настоящего мужчину, нет, вовсе не только широкими, загорелыми плечами…
Этот мальчишка был так бесстыдно, откровенно красив, что обычные капли воды на его пупке казались сверкающими алмазами, а повязка – сотканной из тончайшего, почти прозрачного шелка, не скрывающего, а, наоборот, подчеркивающего прекрасную наготу юности.
И снова этот удивительный контраст в наружности Фаона: светлые волосы, и при этом – темные, лучистые глаза и черные, словно тщательно прорисованные углем брови на округлом, почти детском лице.
Нет, его мать, Тимада, была совсем другой. Сапфо запомнила ее смуглой, хрупкой и какой-то опасно звонкой, как чересчур сильно натянутая струна кифары.
– А я даже немного испугался, – весело засмеялся Фаон, и на его щеках обозначились небольшие ямочки. – Когда ты неожиданно выбежала из кустов, мне показалось, будто ко мне на помощь явилась сама Артемида, богиня охоты…
– Да? Я действительно похожа на богиню? – тоже смеясь, переспросила Сапфо, удивляясь, как такое глупое бахвальство могло сорваться у нее с языка. – Скорее уж тогда на наяду – нимфу ручьев и мелких речушек…
Что с ней происходит? Она ведь сама учила девочек, что никто из смертных не должен себя сравнивать с божествами, чтобы не навлекать на себя их гнева. Зачем она теперь все это говорит?
– Нет, на богиню, – кивнул Фаон и посмотрел на Сапфо серьезно, с уважением. – Ты самая красивая и умная из всех, кого я знаю. Ты и еще Филистина. Для меня вы обе – все равно как богини.
Разумеется, Фаон знал, как много сделала для него эта необыкновенная женщина, которую он нередко видел блуждающей в одиночестве по холмам и долам. И с детских лет был осведомлен о том, что Сапфо не только его добрая покровительница, но еще и прославленная по всей стране поэтесса.
Но почему-то самой Сапфо простые, бесхитростные слова юноши показались вдруг очень мудрыми. Ведь она и вправду сейчас, подобно Артемиде, возвращалась домой с охоты! Вот только добычей ее была не дикая лань, а несколько новых строк, которые она ночью запишет на пергаменте.
И кто скажет, что такая добыча чем-то хуже или дается легче?
– Хорошо, что я тебя встретила, – сказала Сапфо, стараясь не смотреть на Фаона чересчур пристально, но, чувствуя, как ей трудно оторвать взгляд от его совершенного и почти что обнаженного тела. – Наконец-то я получила письмо из Афин. Мои друзья с радостью примут тебя в своем доме. Не говоря уже о твоем родном деде Анафокле, который тоже находится в нетерпеливом ожидании встречи. Тебе, Фаон, пора собираться в путь!
– О! Спасибо, спасибо! – воскликнул Фаон.
Всего несколько стремительных шагов по воде, и он уже крепко сжимал руки Сапфо в своих ладонях, не зная, как еще выразить благодарность.
– Ты так добра ко мне, Сапфо! Я никогда не забуду, как много ты для меня сделала! И теперь – снова, снова…
Сапфо почему-то неприятно кольнуло в сердце проявление столь бурной радости юноши.
Разве ему так плохо здесь живется? Значит, втайне Фаон всегда мечтал поскорее от них уехать? Неужели неблагодарность, словно капля яда, всегда тайно хранится в душе самого верного из мужчин?
Несмотря на то что Фаон только что искупался в холодном ручье, у него оказались на редкость горячие руки, от которых буквально исходил нетерпеливый жар юности.
– Тебе так сильно хочется покинуть Лесбос? – строго спросила Сапфо, высвобождаясь из этих почти что объятий. – Не терпится зажить взрослой жизнью?
– Да… Нет, не знаю, – сразу же смутился своего порыва Фаон и затем проговорил, словно обращаясь к себе самому: – Вообще-то мне везде одинаково хорошо. Как ты скажешь – так я и сделаю. Вы с Филистиной лучше знаете, что мне надо. Моя Эвриклея всегда говорила, что ты – самая умная и все должны тебя слушаться…