Весенняя песня Сапфо
Шрифт:
Точнее, наоборот: Сапфо научилась все свои эмоции честно, без остатка выплескивать в стихотворения и песни. Потому-то ее строки получались буквально заряженными искрометными, живыми чувствами и поражали слушателей – как мужчин, так и женщин! – тем, что совпадали с их самыми, казалось бы, затаенными мыслями и переживаниями.
Но сама Сапфо при этом словно оставалась немного в тени и со своей знаменитой, тихой улыбкой наблюдала за тем восхищением, которое вызывало у окружающих ее неукротимое творчество.
Впрочем, некоторые мужчины были абсолютно уверены, что Сапфо черпает свою мудрость и глубокомысленные
Поэтому при встречах с Сапфо многие мужчины старались поскорее завести разговор о разбросанных по материку и греческим островам всевозможных ученых студиях, знаменитых мудрецах древности, принимались цитировать расхожие афоризмы, рассуждать об истине, о свойствах материи, категориях счастья и обо всем, что могло бы заставить поэтессу проговориться о своем секрете.
Сапфо с удовольствием включалась в такие ученые беседы, но у всякого, кто пытался выведать и понять ее философские воззрения, неизменно оставалось чувство, что эта непостижимая женщина все же скрывает от окружающих какую-то главную тайну, хотя при этом, казалось бы, совершенно открыто говорит обо всех своих взглядах, симпатиях и антипатиях.
Наверное, у Сапфо действительно была такая тайна – ее творчество, – которую невозможно объяснить никакими словами, ни тем более изложить по пунктам на восковой табличке.
Она ведь и сама до конца так и не поняла, что это такое: мучительный, счастливый недуг, награда или кара? Как расценивать посланный ей великими богами поэтический дар?
Сапфо еще раз поправила новую, необычную прическу и под конец украсила волосы на затылке небольшим букетом свежих фиалок.
Нынешним летом Сапфо незаметно ввела в своей школе настоящую моду на украшения из живых цветов. И теперь никому из ее подруг почему-то не хотелось украшать себя золотыми заколками для волос, подвесками из драгоценных камней, бронзы или слоновой кости, как это принято у столичных красавиц. В большом загородном доме, где на жаркие летние месяцы располагалась знаменитая «школа Сапфо», все наперебой украшали свою одежду и волосы живыми цветами.
А Филистина однажды сплела себе такой венок из колосьев пшеницы и дубовых листьев, что от ее прелестной головки невозможно было оторвать восхищенных взглядов.
Одна только Дидамия не поддавалась, как она говорила, на «цветочные глупости». Эта женщина любила во всем определенность, твердость и потому по-прежнему предпочитала носить на себе украшения, которые имели несомненную материальную ценность, – в основном из благородных металлов.
Кое-кто даже усматривал в своеобразной моде, появившейся в школе Сапфо, особый намек на демократические веяния и политические события, происходившие на всех островах, включая и Лесбос, и особенно на материке – в Афинах.
Повсюду шла борьба с тиранией, устанавливались новые законы, многие привычные основы переворачивались вверх дном. Мол, даже в школу Сапфо долетел легкий ветерок перемен – только он коснулся не женских умов, а исключительно волос и одежды легкомысленных красавиц.
Сапфо, как всегда, с подобными рассуждениями не спорила, а только тихо посмеивалась.
Не будет же она каждому рассказывать, что просто каждый цветок или форма листа на дереве каким-то тайным образом соответствуют мелодии, которую женщина, с присущей ей внутренней чуткостью, ощущает в себе уже с раннего утра. Поэтому в один день ее украшением может стать победная, алая роза, а в другой рука сама тянется к тихой маргаритке или к чувственной лилии.
Но сегодня почему-то Сапфо выбрала именно фиалку – весенний цветок, который по осени снова набил цвет…
Сапфо брызнула на волосы из маленького расписного флакона несколько капель фиалковой воды, желая усилить аромат своего букета, когда в дверь заглянула служанка.
– К нам явился Алкей, моя божественная, – сказала она, с интересом разглядывая новый облик Сапфо. – А с ним в повозке сидит незнакомец с грязной седой бородой и палкой. Старикашка до сих пор спит – ведь он чуть живой! А раз держит в руках палку – то наверняка к тому же и хромой. И зачем только люди на старости лет зря трясут по дорогам свои ветхие кости?
Самая старая в доме, любимая служанка Сапфо – Диодора любила временами от души поворчать и пользовалась тем, что госпожа ей это позволяла.
– Скажи Алкею – пусть зайдет, – сказала Сапфо, бросая прощальный взгляд в зеркало из светлого металла и убирая его до завтрашнего утра.
Она же не Филистина, чтобы по нескольку раз в день, в зависимости от настроения, менять прически и переодеваться. В жизни и без того столько интересного и нового!
– О великолепная Сапфо! – молитвенно сложил руки на груди появившийся в беседке Алкей. – О Сапфо, неужели я снова благодаря Аполлону и всем небесным богам вижу тебя перед собой? Сегодня можно ослепнуть от твоей красоты! Ну и пусть! Я готов! Зато тогда, возможно, я наконец-то прославлюсь, как великий Гомер!
Поэт Алкей имел привычку несколько преувеличенно, наигранно выражать свои чувства и настроения. Так что порой казалось, будто в душе он сам же немного подсмеивался над собственными словами.
Поэтому всякий раз, даже когда Алкей говорил серьезно, никто из женщин до конца ему не верил. А уж тем более проницательная Сапфо.
– О Сапфо! У меня нет слов, чтобы выразить чувства, охватывающие меня всякий раз, когда я вижу тебя!
– А ты попробуй найти – ведь ты же поэт, – привычно поддразнила его Сапфо.
– Нежная, как фиалка, златокудрая Сапфо, – улыбнулся Алкей. – Если я расскажу тебе обо всех мыслях и желаниях, которые зарождаются во мне при виде твоей красоты… А ведь сейчас я говорю от лица всех мужчин! Так вот: как бы цветы в твоих волосах не завяли от такого сильного, жаркого порыва. Поэтому я лучше скромно промолчу и опущу глаза.
Сапфо улыбнулась и ответила поэту стихотворной строкой:
Когда б твой тайный помысел невинен был,Язык не прятал ли слова постыдного,—Тогда бы прямо из уст свободныхРечь полилась о святом и правом [9] .9
Перевод В. Вересаева.