Шрифт:
Часть первая
– А ты никогда не думал, почему утро считается началом дня? – Она оторвала голову от подушки, приподнялась на локте и, настороженно поглядывая на меня, прочертила указательным пальцем на моем лбу неровную линию. – А? Ты же у нас умный?
– Нет, не думал. Так повелось. И все этим довольны. – Я не любил этих бессмысленных разговоров, но всегда почему-то ввязывался в них.
В окно заползал слабый, но уже не безнадежный свет, какой бывает только в апреле.
– А ты доволен? – Она изображала, что не замечает мое нежелание продолжать в таком тоне.
– Ну что за глупости ты спрашиваешь? Я-то здесь при чем? – Я слегка повысил
– Ты меня не любишь. – Лицо ее омрачилось.
– Не говори так. – Мне не привыкать бороться с ее дурным настроением, которое время от времени находит на нее.
– Что хочу, то и говорю. – Она сжала губы так картинно и сильно, что они как будто смялись.
– Ладно. Я с этим не спорю.
– С чем?
– С тем, что ты можешь говорить то, что хочешь. – Я сохранял спокойствие.
– Это отчего же?
– Потому что мне это не интересно.
– Что не интересно?
– Спорить с тобой. – Я не удержался от примирительной улыбки.
– А мне интересно.
– Хорошо, давай поспорим.
Я коснулся губами ее уха, потом шеи, потом подбородка. Похоже, она хотела этого в данную минуту сильнее всего остального.
Несмотря на то что я старше ее почти на двенадцать лет, мы прекрасно ладим. Ее зовут Лариса, а меня – Юрий. Мы вместе уже два года. Я работаю на телевидении, а она в парикмахерской. То, что она якобы девушка не из моего круга, меня не смущает. Попросту, мне на это наплевать. С ней мне намного интереснее, чем с другими. Она заполняет мой мир почти целиком, и с каждым днем я все больше ощущаю необходимость в ней. Хотя, положа руку на сердце, я не такой уж привязывающийся к людям человек и всегда с болезненным рвением охранял свое личное пространство. Рядом с Ларисой в этом отпала нужда.
Она – первая встреченная мной в жизни девушка, в которой меня ничего не раздражает, а ее милые чудачества, вроде таких разговоров, как сегодня утром, я готов выносить терпеливо и не без удовольствия. Когда я просыпаюсь в ее постели, осознаю себя вполне счастливым и удачливым молодым человеком. Возможно, в юности я грезил о другой любви. Но кто о ней не грезил? Много ли тех, у кого такие мечты сбылись? Мы с Ларисой проросли друг в друга и не нанесли серьезных повреждений. По мне, это надежней и лучше разного рода сумасшествий и умопомрачений. Долго ли так будет? Надеюсь, что да. Хотя будущего не знает никто. Всякое может произойти. Мой отец любит повторять: Господь никому не дает непосильного креста.
Я никогда не имел проблем с женщинами и не страдал от отсутствия взаимности. Бывало, кем-то увлекался достаточно серьезно, но ни к кому я так не привыкал, как к Ларисе. Это то, что мне надо. Моя женщина.
При всем том не скажу, что она во всем солидарна со мной. Строптивости и упертости в ней хоть отбавляй. Особенно в том, что касается политики. Но наши разногласия, подчас весьма яростные, – всего лишь пикантная приправа к общей гармонии.
Сейчас между нами частенько разгораются довольно эмоциональные диспуты по поводу ситуации на Украине. Не скрою, меня немного беспокоит, что ее зависимость от либеральных блогеров в последние месяцы превысила все допустимые нормы. Она с завидным упрямством, по поводу и без повода транслирует, что нам, то есть русским, не надо было лезть в дела чужой страны. Меня подобная точка зрения возмущает, и я в красках, пользуясь сведениями наших СМИ, описываю ей зверства «майданутых», то, как они издевались над журналистами, избивали милиционеров, бесчинствовали на улицах, мародерствовали; она же парирует тем, что «беркутовцы» тоже хороши и по части пыток сто очков вперед дадут кому угодно, и, конечно же, как пример приводит раздетого украинскими правоохранителями пару месяцев назад усатого парубка Гаврилюка. Приходится признать, что она сильнее верит в свою правоту, чем я. Плюс ко всему я заранее ей прощаю эти креативные глупости, поскольку все же придерживаюсь мнения, что она скорее отдает дань некой неформальной моде, чем действительно заражена «проевропейским бредом». Она же, как я подмечаю, не теряет надежды перетянуть меня на свою сторону. Чуть тревожно, что в этом году политические страсти в нашем уютном мирке прорастают с неудержимостью нахальных сорняков, но, слава богу, у нас пока еще имеется много занятий. И они гораздо более приятные и увлекательные.
Я догадываюсь по звону посуды, что Ларкина мама хлопочет на кухне. Если выйду из комнаты Ларисы и попадусь ей на глаза, она наверняка предложит позавтракать. Наслаждаться утренней трапезой нам придется вдвоем. У Ларисы сегодня выходной, и она непременно захочет еще понежиться в кровати, а отец моей возлюбленной отбыл на работу час назад. Я слышал, как он с особой, нарочитой отчетливостью проворачивал ключ в замке. Лара как-то рассказала мне, что ее отец пару раз забывал закрывать дверь в квартиру, за что получал изрядную порцию критики, и теперь перманентно старается убедить домашних в своей аккуратности.
Родители моей девушки хоть и были, как говорится, людьми «старорежимными», тем не менее с первого моего прихода не возражали против того, чтобы я остался на ночь. Они сразу же окружили меня заботой, уверенно, хоть и не без осторожности, поднимая мой статус от приятного молодого человека до перспективного жениха. Когда же претендент на роль тестя выяснил, к своей неописуемой радости, что мы болеем за одну футбольную команду, а потенциальной теще удалось удостовериться в моей московской прописке, я стал для них, что называется, «в самый раз». Они были простыми, добрыми, достаточно ясными для меня людьми, прожившими свою жизнь так, как сумели. Совсем недавно с отцом Ларисы мы провели несколько незабываемых вечеров у телевизора в яростном совместном болении за наших олимпийцев. Ох, каким был финиш лыжника Легкова! До сих пор мурашки по коже…
Лариса между тем характером не походила ни на отца, ни на мать. Обычную житейскую логику в ней заменяла какая-то другая, порой необъяснимая. Меня, например, поражало, что Лара, окончив школу с отличием, не пробовала никуда поступать, а пошла на курсы парикмахеров и устроилась в обычную цирюльню. И все пять лет, что она там проторчала, ей ни разу не пришло в голову что-то изменить в своей жизни. Когда я заводил разговор на эту тему, она удивленно поднимала брови и лепетала: «Ну, у меня же есть ты. Зачем мне что-то еще? К парикмахерской я привыкла. Там работают славные девочки. У меня много клиентов. Если станешь знаменитым и разбогатеешь, ты же дашь мне деньги на собственный салон? Да?» Я послушно кивал, хотя совершенно не представлял, каким образом я заработаю столько денег.
Я знал, что она крайне негативно относится к деятельности моего отца, но из уважения ко мне никогда не подчеркивает этого. А при встречах, сравнительно нечастых, общается с ним очень любезно. Отец, скорей всего, не в курсе, с какой ярой «сторонницей либеральных ценностей» связался его сын.
Надеюсь, Лариса скоро многое пересмотрит…
– Кто-то, кажется, собирался вставать… – Она сладко потянулась, слегка задев меня плечиком. – Тебе ведь скоро идти на свое телевидение? Так?
– Ты как всегда права. Сейчас встаю. Тебе хорошо было?
– Не надоело спрашивать одно и то же?
– Не надоело. Отвечай!
– Хорошо, конечно. Сам не видел?
– Ну, я так. Для уверенности. – Я нашел ее руку, положил себе на грудь.
«Эх. Не ходить бы никуда, а пролежать целый день в постели рядом с ней».
– Почему у нас выходные так редко совпадают? – Лариса прочитала мои мысли. – Неужели ты не можешь попросить поставить твои смены так, чтобы мы почаще бывали вместе?
– По-моему, мы очень много времени проводим вместе.