Весна на Одере
Шрифт:
В 24.00 дивизии, сосредоточенные в лесу, начали переправляться по трем мостам одновременно. Во время этой безмолвной переправы впервые заговорила часть нашей спрятанной в лесу артиллерии: ей был отдан приказ подавить артиллерию немцев. На рассвете наступила очередь дивизии генерала Середы. Немецкие бомбардировщики свирепствовали во всю. Зенитки ревели. Потом появились советские истребители, и над темными мостами, полными шёпотов и шарканья ног, возникли воздушные бои, жуткие в своей полной отрешенности
Но отрешенность эта была кажущаяся.
Лубенцов, сидевший с наушниками у рации в машине комдива, наткнулся на волну наших летчиков и услышал их разговоры:
– Костя, у тебя "мессер" на хвосте!..
– Левей, левей, Ваня!.. Гони его, "юнкерса"!
Невидимые воздушные "Кости" и "Вани" охраняли пеших. Два немецких самолета низринулись двумя кусками беснующегося огня, и воды Одера слева от переправ поглотили их. Огонь горящих самолетов осветил на мгновенье белые лица идущих по левому понтонному мосту солдат и темные колышущиеся гривы лошадей.
Вскоре переправились и комдив с Лубенцовым. Лубенцов проводил генерала на НП, к той самой водяной мельнице, где побывал вчера. Сюда приехал и полковник Плотников. Он обошел все полки и должен был опять вернуться на восточный берег: там, в политотделе, происходило совещание парторгов рот.
– Приезжай и ты туда, - сказал он Лубенцову.
– Расскажешь парторгам о противнике. Полезно рассеять убеждение солдат в его слабости. Пусть они знают о дивизиях, брошенных Гитлером с Западного фронта сюда, и об обороне немцев. А оборона здоровая, - покачал Плотников головой.
Комдив недовольно сказал:
– Загоняете вы мне моего разведчика! Он и так, смотри, еле ходит!.. Ладно, поезжай на этот раз, а потом от меня ни на шаг.
Середа с Лубенцовым вышли проводить Плотникова к машине. Туманное утро стояло над плацдармом. Тарахтели пулеметы. Благоухание яблонь смешивалось с гарью недалеких пожаров.
По соседству с НП, в землянке, расположился штаб одного полка. Рядом разместился штаб другого и тут же штаб третьего, принадлежавшего соседней дивизии.
В 20 метрах от них находились штабы двух батальонов вместе. По этой тесноте штабов можно было безошибочно определить огромную плотность боевых порядков пехоты.
Темные силуэты солдат двигались во всех направлениях.
Лубенцов зашел в штаб к майору Мигаеву. Тот обрадовался приходу начальника разведки дивизии и засыпал его вопросами:
– Когда наступление? Полосу нам уже дали? Пойдем в лоб на Берлин или севернее?
Рассказав Мигаеву то, что было известно, - а почти ничего не было известно, - Лубенцов спросил:
– Капитан Чохов у вас в полку, кажется?
– в ответ на вопросительный взгляд Мигаева он объяснил: - Ведь это он меня спас из шнайдемюльской мышеловки... Хороший парень!
Мигаев, помолчав, сказал:
– Хотели мы ему дать повышение, комбатом назначить, а страшно как-то. Парень уж больно шальной! В карете ездил, как махновец!.. Так, значит... Правда, за последнее время он здорово изменился, карету свою где-то под Альтдаммом бросил...
– Ну, и далась вам эта карета, - грустно засмеялся Лубенцов.
– Я в этой карете сам однажды ездил...
Мигаев вспомнил:
– А, пожалуй, Чохов-то теперь здесь, у меня где-то... Пополнение принимает.
VII
Чохов точно был здесь. За пригорком, возле одного из многочисленных "грабенов", он вместе со старшиной Годуновым выстраивал своих новых солдат, чтобы вести их к себе в роту, на передний край.
– Вас спрашивает майор из штаба дивизии, - сказали ему.
– Он у начальника штаба.
– Что там еще?
– спросил Чохов.
Зайдя в подвал штаба, он увидел Лубенцова с Мигаевым, поднял руку к пилотке и отрапортовал:
– Капитан Чохов прибыл по вашему приказанию.
– Никакого приказания не было, - сказал Лубенцов.
– Просто я хотел вас повидать. Если вы ничего не имеете против, я совмещу приятное с полезным: понаблюдаю вместе с вами с вашего наблюдательного пункта.
Чохов смутился, опустил руку и сказал:
– Пожалуйста.
И они пошли рядом во главе команды новых солдат. Старшина Годунов замыкал шествие на ротной повозке с продуктами. Каблуков шел рядом с повозкой. Они двигались по болотистой низине, перекопанной снарядами, утыканной разрушенными домиками, скотными дворами, водяными мельницами и перерезаемой узкими каналами.
Лубенцов, как всегда наблюдательный, обратил внимание на то, что Чохов выглядит старше, похудел и глаза у него подобрели.
Чохов искоса наблюдал, как разведчик прихрамывает. Капитан только вчера вспоминал о нем, получив для роты напечатанные листовки: руководство по обращению с немецким фаустпатроном. Он знал, что листовка - дело рук гвардии майора.
"Интересно, встречается ли он с той врачихой?" - подумал Чохов; ему почему-то хотелось, чтобы гвардии майор с ней встречался.
Сзади перешептывались новые солдаты. Поскрипывали колеса годуновской повозки.
– Карету, я слышал, вы где-то бросили?
– спросил Лубенцов.
– Под Альтдаммом.
– Верно, не солидное средство передвижения...
– Вот именно.
– Мне про вас Мигаев говорил...
– начал было Лубенцов, но Чохов, нахмурившись, сразу же переменил тему:
– Я слышал, вы пленного взяли?
– Да, - и гвардии майор рассказал о Фрице Армуте и о том, как немец оплошал, встретив Лубенцова гитлеровским приветствием.