Ветер и искры. Тетралогия
Шрифт:
— Юми говорит, что сможет найти тропу, — сказал я рыцарю.
Он прищурился, и его голубые глаза потемнели.
— У меня нет выбора. Либо идти назад, к набаторцам, либо вперед, в неизвестность. Последний вариант мне нравится больше.
— Мне тоже.
— Урве! Нужны люди! Человек двадцать!
— Что вы собираетесь делать? — поинтересовался я.
— Прежде чем продолжить путь, надо позаботиться о дороге. Нам нужны палки. Много палок. Если придется — будем укреплять тропу и разбирать мостки за собой…
Туман рассеялся лишь через два нара после
Юми бежал впереди, то и дело опуская нос ко мху. Он был вымазан торфом и тиной по уши, но оставался самым счастливым существом во вселенной, так как ему поручили Важную Миссию. Тропу или, во всяком случае, то, что ее хоть как-то напоминало, мой маленький приятель находил безошибочно.
Путь оказался страшно извилистым, мы петляли, словно пьяные зайцы, и, не будь с нами вейи, лично я бы в жизни не рискнул пойти такой дорогой. На первый взгляд Юми затаскивал нас в самую трясину, из которой не выберешься при всем желании, но на деле оказывалось, что более сухая и с виду безопасная земля таила в себе гораздо больше опасности. Это нам продемонстрировал один из идиотов, решивших отойти по нужде. Едва ступив на вроде бы плотный участок, он ушел с головой в топи за четыре уны, и мы даже ничего не успели сделать.
Этот случай послужил уроком всем остальным, и больше без приказа с тропы никто не сходил.
Иногда местность вокруг становилась относительно сухой, появлялись деревья — в основном худосочные лиственницы или березы. Но затем вновь начинался заболоченный ковер, и нам частенько приходилось идти по пояс в холодной, воняющей тухлятиной воде.
Мы пробирались среди сухих прошлогодних зарослей осоки, тростника и рогоза. Совсем пропали зеленые кустики брусники и пережившая зиму мороженая клюква, которую не успели склевать птицы. Последних здесь оказалось довольно много. Я видел и уток, и диких гусей, уже прилетевших с юга.
— Нам повезло, клянусь Угом, — как-то на привале сказал мне один из пяти оставшихся в живых северян, — когда потеплеет, здесь житья не будет от комарья и змей.
Я с ним согласился. Слава Мелоту, пока никаких насекомых и гадов. Даже пиявки, кажется, еще не очнулись от спячки.
Поначалу болото напоминало мне огромный желто-охряный ковер, но затем все чаще стали появляться торфяные островки, соединенные между собой узкими перешейками. Остальное пространство занимала вода. Безбрежно спокойная, черная, похожая на зеркало. Временами оно лопалось — со дна поднимались огромные пузыри газа. Несколько раз мы слышали громкие всплески, словно играет рыба, а Урве сказал, что заметил гигантский плавник. Но кто бы там ни жил, к нам он не лез. А мы не лезли к нему. И, как оказалось, правильно.
На одном из привалов Лентяй неудачно подбил утку. Подранок упал в воду далеко от нас, забил крыльями… и через несколько мгновений с глубины поднялась тень. Распахнулась и захлопнулась огромная беззубая пасть, плоский хвост поднял целый фонтан брызг, а затем чудовище скрылось. Я мало что успел разглядеть, но, по моим расчетам, гадина при желании могла сожрать и корову.
— Эта тварь сюда не доплывет? — Трехглазый остался хладнокровен, только его большие смешные уши-лопухи стали бледнее, чем обычно.
— Надеюсь, что нет, — сухо ответил горбоносый Урве. — Поспеши, приятель. Если выберемся, сможешь хвалиться всем рыбакам, какую рыбину ты чуть не поймал.
— Не уверен, что это рыба, — задумчиво отозвался лучник. — Я видел, по меньшей мере, одну пару рук.
Для ночной стоянки мы выбрали узкий кусок земли, заросший кустарником и березняком, который не продержался против наших топоров и полунара. Люди смогли развести костры, хоть как-то согреться и просушить одежду.
Юми, ввиду отсутствия Гбабака, считал меня своим лучшим другом, а потому трепался без остановки, чирикая про «собаку». Я терпеливо сносил его болтовню, кивая в нужных местах (во всяком случае, я полагал, что они нужные).
Ребята кормили вейю на убой, хотя сами жили впроголодь — еды у нас было удручающе мало, если удавалось подстрелить и подобрать несколько птиц за день, это считали счастьем. Вообще о Юми заботились все без исключения. Понимали, что он — наша единственная путеводная ниточка в Оставленных болотах. Когда малыш забегал вперед слишком далеко, лично я начинал серьезно волноваться, как бы его не слопала какая-нибудь тварь. Но пока, на счастье, все обходилось без приключений.
Дощебетав, вейя слопал ужин, собрал со мха все крошки, отправил их в рот.
— Вот так, собака?
— У тебя очень богатый внутренний мир, дружище, — серьезно сказал я ему.
Он сразу стал важным и улегся спать в хорошем расположении духа. Впрочем, плохое настроение у Юми случалось редко, а если появлялось, то мгновенно исчезало.
Я поговорил со своими людьми. Забыв об усталости, держались они отлично, даже шутили. Северяне так вообще затянули на волынке, которую, несмотря на тяжесть пути, не пожелали бросить, какую-то тягучую мелодию.
Милорд Рандо нашел меня сам, отозвал в сторонку. Мы прошли на край острова и стали наблюдать, как болото вновь затягивает туман.
— Мы с тобой большой путь прошли, Нэсс, — неожиданно сказал он.
— Вы правы, милорд. Но это еще не конец.
— Очень надеюсь, что так.
Болото издало длинный тягучий звук, словно кто-то закричал. Затем вновь наступила тишина.
— Жутковатое место.
— Но когда вы услышали о тропе, сразу согласились рискнуть. Вам известно что-нибудь особенное о здешних трясинах?
— То же, что и всем, кто читал старые хроники. Раньше всего этого не было. — Он указал рукой на черную воду. — Никакой топи. Множество кристально-чистых озер, питавшихся с рек, берущих начало в ледниках Катугских гор. Эти озера были гораздо больше тех, что сейчас называют Великими, не говоря уже о Пряных. Между Ргешем и Брагун-Заном стоял еще один город. Не слишком большой, но такой же древний, как Альсгара или Гаш-шаку. Во время Войны Некромантов, пока основная часть сил Проклятых продвигалась на юг, в этих краях воевали Чума и Холера. Им противостояли Ходящие. Все, что ты видишь сейчас, появилось благодаря магии. Город был разрушен и проклят, дорогу к нему затянуло болотами. Ну во всяком случае, так пишут в исторических книгах.