Ветер и сталь
Шрифт:
— Вот именно… бежать. Куда, к черту, бежать? К леггах на сковородку? Трепло Гугнивый много чего наговорил, он только одного не сказал — да, есть гумано-идные миры относительно недалеко от нас. Только путь к ним лежит через территорию леггах. Я хотел бы посмотреть на это путешествие, хе! И вообще… мы мало чего знаем об этих гуманоидах. Те же леггах знают больше, но у них не спросишь. И что там, собственно, делать? Кому он там нужен, этот Курлов? Ждут его там, да… Это тоже бред.
— Но с чем же Олаф может идти к Курлову? Чем он может его спасти?
— Спасти? Да, говорят,
— Запутался?
— Ага. Сам себя перехитрил. Это, в общем-то, было неизбежно, но я удивляюсь, что все произошло так рано. Выходит, я его переоценил, голубчика. Обидно. В смысле, всегда обидно ошибаться в людях. Курлова уже нет в Метрополии.
— И кто-нибудь видел?..
— Видел? Ну, ты даешь! Ха. Сейчас, как же. Исчез тихо, как мышь. Ни когда, ни на чем — никто ничего не знает. Ну и, само собой, никуда не прибыл. Говорят, что около года назад он ухитрился списать с флота новенький «Файр Флай». Некисло, да? Вот так взять и списать целый фрегат. Ну — друзья, друзья…
— Хорошие друзья…
— Ну, я думаю. Мы тут пока дряхлый «Боу Рейдер» списали, так с нас семь потов сошло, а этот — на тебе. Правда, линкор, конечно, есть линкор, но зато мы чин чином, весь металлолом в Генеральную Службу вооружений сунули — как положено. А потом трахались с ним в доках почти полгода — то одно не работает, то другое отказывает. Ну, правда, теперь с этими делами будет попроще.
— С ремонтом, вы имеете в виду?
— Ну да. Ты же помнишь все эти мучения. Что такое корабль, по документам на данный момент не существующий, и с чем это едят. Точнее, с какими суммами. А теперь… Доки на Ахероне будут готовы к концу года.
— Давненько я там не был.
— Побываешь, не волнуйся. На Ахероне я лично чувствую себя лучше, чем дома. По крайней мере, в полной безопасности. Единственное место в Галактике, где все в доску свои. И нет необходимости дедать морду кирпичом.
— Н-да… Меня, честно сказать, в этом отношении порядком достала Метрополия. По-моему, ни один колониальный аристократ не опутан так всеми этими нормами приличия, как самый последний спиногрыз Метрополии. Доходит до того, что у себя дома в сортир идешь по струнке и с приклеенной улыбочкой.
— Вот поэтому я и не появляюсь в Метрополии. В своем особняке в Стокстоне я уже больше года не был — с тех пор, как забрал оттуда кой-какое барахло. Надо его вообще продать. Не желаешь приобрести? Задешево отдам.
— Во-первых, мне еще рановато жить в таком квартале, а во-вторых, после свадьбы я большую часть времени намереваюсь пройодить на Кассандане. Если удастся, конечно.
— А почему, собственно, не удастся? Рейсовый ходит дважды в сутки… а со временем прикупишь себе ях-точку. Трасса спокойная, конвой там не нужен. Ты, я так понял, всерьез решил жениться?
— Вероятно, да. Она сделала мне предложение… грех было отказываться. Титул как-никак.
— Титул не титул, а любовь такой женщины нужно ценить — она стоит десяти титулов. Я этого раньше сам не понимал… путался со всякими идиотками. Смешно, но надо было прожить жизнь, чтобы, встретив Ильмен, понять, что к чему, на самом деле. Знаешь, та рыжая бедняжка на Рогнаре…
— Тин?
— Да, Тин… она хоть и любила тебя, но счастливым бы тебя не сделала. Рано или поздно, но мы перестаем быть мальчишками, и тогда уже нужно нечто другое… причем, знаешь, все эти дела — погоны, нашивки и даже сотни поединков за плечами — это все ерунда, можно быть крутейшим воителем своего времени и все равно оставаться мальчишкой. А вот когда приходит грусть… когда зимним утром стоишь у окна и смотришь, как падает снег… и уже не важны ни победы, ни поражения. С тобой, по-моему, это произошло довольно рано.
— Довольно давно — если точнее. Да… просто долгое время я искал смысл, у меня было достаточно времени… экий каламбур. А потом я сказал себе: смысла нет, как нет ни правых, ни виноватых. У боли не может быть смысла. Просто есть путь. А в пути нет места переживаниям. И я попытался закрыть свой ад и выбросить ключ.
— Удалось? — иронично изогнулась бровь Дете-ринга.
— А что, кому-то удавалось?
— Да как тебе сказать. Если максимализировать вопрос — то нет. Ты же знаешь закон коромысла: счастлив тот, кто носит в себе свой рай, но все пути закрыты для него, ибо зачем пути слепому? Дорога — она для тех, кто готов пройти через собственный ад, ибо дорога есть удел зрячего и сильного.
— И ни слепому, ни слабому не выдержать поединка с громом… воитель Яар, по-моему.
— Ага. Только в то время уже не воитель, а настоятель. Давненько это было. На Земле еще в пещерах жили, а на Россе уже стояли замки. О Даттор седой! Рвутся в небо клинки твоих башен, в вечном споре своем с облаками… По-моему, лучше Олдмена никто не сумел перевести классические саги, а?
— Ну, Олдмен прожил там жизнь…
— Да, и был лучшим мечником среди хомо. Как я им восхищался в молодости! Завидовал. Ну, потом Дори-доттир мне вкрутил мозги, и я…
— Радарная, полковнику Детерингу! — перебил его интерком.
— Да! Что у вас?
— Характер пульсации изменился.
— Что значит изменился?
— Ну… трудно определить… мы не сталкивались с таким типом кораблей.
— Черт вас всех подери! Дайте информацию в ходовую! Жано! Разверни дисплей, живо!
Детеринг метнулся к необъятному пульту управления. Проснувшийся пилот уже активировал ходовой дисплей системы боевого поиска. На небольшом экране быстро вращалась красно-синяя синусоида.
— Понятно, — прошептал Детеринг, — запустили компрессоры. А, ч-черт!.. Штурман! Сброс коррекции, ручное управление, экипаж — к бою! Бортовым батареям развернуться в ось, приготовиться к залпу вместе с носовой «кухней». Жано, возьмешь на себя носовую батарею… Прочь руки со штурвала, болван! Увижу на твоем штурвале хоть один палец, пришибу!..
«Газель» ощутимо дернулась, изображение на экранах поплыло в сторону. Придерживая штурвал левой рукой, Детеринг не глядя отработал смещение; правая его рука плясала на сенсорах панели наведения носовой батареи.