Ветер моих фантазий. Книга 2
Шрифт:
Кажется, Лерьерра всё-таки поняла, что снова причинила боль другому. Хотя тот ничего не сказал, но она поняла. Когда их взгляды встретились. Когда их души, отчаявшиеся и замёрзшие, впервые взглянули друг на друга. Кажется, в тот миг тоже что-то случилось.
Лерьерра вдруг улыбнулась Сандиасу, примиряюще. И от этой улыбки ему вдруг стало легче. Он снова вспомнил, что молодая женщина, поддерживающая его, красива. Да и… других женщин в этом городе не осталось. Да, собственно, и мужчин других тоже.
Он робко улыбнулся в ответ ей, немного согретый её улыбкой. Потом, увидев какой-то другой отблеск её глаз, улыбнулся уже веселей.
Они ничего друг другу не сказали. Просто смотрели друг другу в глаза. Впервые были так близко. Впервые были рядом.
«Я буду поддерживать тебя, – сказала ей его душа. – Всегда, пока живу»
«Мы пройдём этот путь с тобой, – ответила её душа ему, – какой бы он ни был»
Так они ушли. Затерялись среди снежной пустыни. Потеряли своё прошлое. Чтобы подарить кому-то другому будущее. Чтобы когда-то, кто-то другой впервые глотнул этот пьянящий воздух. Воздух свободы. Воздух новой жизни.
А Кри Та Ран остался. Долго ещё лежал неподвижно. Потом вдруг веки его дрогнули. Открылись. Взгляд устремился на небо. Губы дрогнули, отпуская одно лишь слово. Короткое. То же, что вчера сказал он ей. То, что сказал Лерьерре, чтобы она ушла и наконец-то оставила его. Чтобы выбрала Сандиаса и забрала с собою.
– Кианин.
Одно лишь слово.
«Тот, у кого будущего не будет»
Губы его дрогнули в улыбке и замерли. Он лежал, равнодушно смотря на небо.
И падал, падал, заметая неподвижное тело снег…
Мира не стало.
Зима поглотила разрушенный город…
И снова тихие будни
Текст, впрочем, дальше почти не шёл. Как-то странно было оказаться с парнем вдвоём в комнате, да ещё и наедине. А он всё молчал и молчал. А, нет, скрипел грифелем об бумагу.
Когда я, снедаемая любопытством, оглянулась, он сидел на моей кровати, ещё застеленной, поверх одеяла. По-турецки сидел, у спинки, подушку под спину подложил, хотя сейчас вообще не касался её. Да спина такая ровная! Эх, а это ж красиво! Надо бы мне моей осанкой, что ли, заняться?..
Как и тогда, в кафе, парень полностью погрузился в процесс. Глаза тёмные блестели, рука правая оживлённо летала над листом. Вот, что-то подчеркнул или тень подрисовал.
Всё-таки, есть что-то особенное в облике человека, охваченного любимым делом. И, забавно, он так же уходит в себя, так же совсем от мира отрывается, как и я!
Я ещё долго сидела, его разглядывая, а он не замечал. Сочинять дальше меня уже не тянуло. А он не замечал моего внимания. Было странно так кого-то разглядывать. А ещё я не могла отделаться от ощущения, что они с Акира очень сильно похожи. Разве что нос отличался немного: у Ки Ра был с горбинкой и немного кончик загнут. Отчего взгляд у него иногда может казаться даже хищным.
Парень поднял глаза, взглянул на меня исподлобья. Напряглась. Но, впрочем, он сразу засмеялся – и мне полегчало.
– А чего не подсмотреть?
Серьёзно объяснила:
– Если бы ты хотел показать – показал бы уже.
– Это да, – он ухмыльнулся, ещё что-то прочирикал.
Потом, кажется, что-то стал писать. Потому что очень медленно что-то чертил, кажется, в одну линию.
Снедаемая любопытством, всё же поинтересовалась осторожно:
– Это манга?
– Ты угадать, – серьёзно ответил он.
Чуть помолчав, всё же уточнила, тихо:
– О чём?
– О жестокость людей. И об ценность доброты, – почему-то ответил парень, но, впрочем, от своего альбома заветного, на этот раз огромного и толстого, с листьями формата А4, не оторвался. Но, кажется, опять рисовал что-то или подрисовывал.
– Ого!
– Тут богатый мальчик. И бедный, – вдруг продолжил он, чуть отстраняясь от листа и оглядывая всё нарисованное со стороны, в целом. – У бедный мальчик больной сердце. Он так родился. Сейчас он говорить с отцом. Отец плачет, что они такой бедный. Им нечего продать. Отец хочет стать вор. Но сын просить так не делать.
– Серьёзная история, – облокотилась об спинку стула локтём, ладонью подперла подбородок. – Даже странно, что ты пишешь… ой, рисуешь. Что рисуешь такую серьёзную историю.
Ки Ра всё-таки поднял на меня взгляд. Необычайно серьёзный.
– Я люблю серьёзный история. Я так могу что-то сказать людям. Через мои история.
Помолчав и смутившись под его долгим взглядом, уточнила:
– А что дальше?
– А дальше его схватить, – парень вдруг вздохнул. – Он пойдёт гулять – и его поймать. Там другой мальчик. Он богатый. И у него тоже больной сердце. Тоже родился такой. Его отец захочет заменить… этооо… какой слово?.. Забыл…
– Пересадка органов?
– Да. Вроде. Вроде так, – кореец снова посмотрел на свой альбом.
– Но богатому мальчику пересадят сердце бедного, который больной?
– Откуда ты знать? – Ки Ра растерянно взглянул на меня. – Я ещё не нарисовать!
– Я же писатель, – усмехаюсь. – И ты тоже. Вроде.
Чуть погодя, он усмехнулся мне в ответ. И снова продолжил рисовать. А, нет, кажется, ещё что-то пишет, аккуратно так, кончик языка выставив.
Выждав несколько минут, уточнила:
– А дальше?..
– Дальше тяжело. Бедный мальчик больше нет. Отец ищет. Полиция ищет. Не найти. Правда, мать заплачет. Когда с дочками пойдёт в лес гулять. Когда будет проходить… этооо… какой слово?..
– Когда пройдёт над его могилой?
– Да, так. То слово.
Вздохнула. Сентиментальная история! Нет, скорее уж трагичная.
Ещё выждав, чуть-чуть, уточнила:
– А дальше?..
– А дальше богатый мальчик будет страдать, – шумно выдохнув, Ки Ра нахмурился, мрачно смотря на своих героев. – Все страдать, кто забрать чужое.