Ветер моих фантазий. Книга 2
Шрифт:
Это потом умерший учёный… то, что от него осталось. Оно запоздало вспомнило тот странный день из детства оставленного недавно тела.
То странное, необычное ощущение.
Когда две души смотрят друг на друга, они могут говорить без слов.
«Останься ты» – попросил уже Сандиас-свободный.
Он ведь уже пожил. И у него было больше удовольствий. Много разных. Он же не всё время работал. Те, которых у кианина не было.
«Но ты же знаешь», – грустно ответил Кри Та Ран, ни слова не произнося вслух.
И душа, никогда не знавшая
– Она живая, – повторил кианин уже вслух, – Лерьерра живая. И ты тоже живой. Ты можешь дать ей настоящее тепло. Которого я ей дать никогда не смогу.
«Но она хотела быть с тобой!» – напомнил Сандиас-другой укоризненно.
– Но ты видишь… – искусственное чужое тело грустно развело руки в сторону. – Я не могу, – вдруг вздохнуло. – Да и… если никого больше не осталось на этой планете… если природа везде взбунтовалась против цивилизации людей…
«То мы этого, значит, заслужили»
«Но я же не могу просто уйти!»
Сандиас-другой какое-то время недоумённо смотрел ему в глаза. Он, уже лишённый тела, не сразу и вспомнил. Но всё-таки потом вспомнил. Это свойство живой природы: всегда продолжаться. Всегда жить. И на уровне душ, и на уровне тел.
– Пусть она живёт! – попросил его с мольбой Кри Та Ран. – Со мной она не могла быть женщиной. Не могла стать матерью. А с тобой – сможет. Хотя бы ребёнка ты можешь ей подарить? Если вернёшься в тело. И…
«И пусть люди снова будут» – ответил он за него, вспомнив и поняв, что природа никогда не умирает, что трава всегда стремится выйти из семени и пробиться между плит, сломать все искусственные покрытия и снова подняться к свету небесного светила. Зачем?.. Просто чтобы подняться. Просто чтобы жить. Но зачем?.. Просто она создана, чтобы продолжала существовать.
«И ещё… – Кри Та Ран грустно посмотрел на него, невидимого, неосязаемого, но всё ещё существующего. – Знаешь…»
Он ещё не окончил, но Сандиас-душа его уже понял.
Потому что однажды другие пожертвовали своим существованием ради Кри Та Рана. Он, Сандиас, никогда не был в той подземной лаборатории, не видел того жуткого хранилища артэа. Но сейчас, когда две души смотрели друг на друга – и между ними протянулась хрупкая нить общения и понимания – сейчас он увидел… нет, просто почувствовал. Весь ужас пленных душ, всю их надежду, когда они отпустили в жизнь душу одного из них, самую упрямую, самую любознательную и потому самую сильную, самую яркую из них. Тот страх, когда другие исчезают в никуда, просто ради того, чтобы один из них смог жить. Тот, у кого больше всего сил. И боль того, кто единственный остался. Обречённый на трудное или даже жуткое существование. Он остался один, чтобы души могли существовать, но уже какие-то другие. Чтобы люди продолжили существовать, хотя уже и какие-то другие.
Сейчас Сандиас понял его, хотя Кри Та Ран ни слова о том не сказал. На обычном, человеческом языке. А у душ язык другой. И… и души так не пекутся о своём благе, как корыстный, холодный ум, как сознание, прилеплённое к телу. Души готовы отдать всё, что у них было и есть другим, просто, чтобы другие жили. Даже если их самих больше не будет.
И Сандиас понял, что сейчас уже Кри Та Ран хочет уйти. Даже если он уйдёт в никуда. Но у Сандиаса больше шансов остаться. Сейчас он – самый сильный.
И… и, кажется, так было правильным?..
Но…
«Моё тело не выдержит, – он понял это первым. – Моё тело полуискусственное. Оно временно примет твои имплантаты, но вечно с ними не выдержит. Сердце – важный орган на уровне тела. Никто не сможет прожить без сердца. Люди научились делать искусственное сердце, но оно вечно работать не будет»
– Но…
«Нет! – душа свободная сжалась напугано. – Не смей!!!»
Хотя она уже поняла, что другого выхода не будет. Здесь, на уровне души, выбор очевиден.
А потом её встрясло. Ту, невидимую душу. Всё помутнело. Рывок…
Вдох… резкий вдох и такой мучительный! Тело, раненное тело, растревоженное чужими имплантатами, отчаянно вдохнуло, задыхаясь. Задыхавшееся тело… этот первый вдох… этот первый вдох на грани смерти и жизни такой мучительный! Вдох, когда воздух впервые растекается по лёгким… колюче-сладкий… совсем другой… когда существование переходит на другой уровень, а как раньше уже не будет. Этот ужас и этот опьяняющий восторг он уже раз испытал. Далеко-далеко. Когда его рожала мать. Нет… и ещё один раз, когда он впервые слился с женщиной. Ну, не впервые, но в тот раз это получилось как-то особенно… пьянящий вдох другой жизни, неизведанной и незнакомой…
Вспышка света… он снова увидел свет! Но…
Сандиас растерянно распахнул глаза. Нет, от ужаса.
Боль, жуткая боль в груди! Нет привычного там движения. Сил нет. Только что-то копошится в крови и у той сильной боли, мелкое, мерзкое. Но…
Кри Та Ран поднял его и отпустил, позвал по имени, но мужчина его голоса не услышал, оглохший от боли. Он упал на бок. Щекою на снег. На толстое, снежное покрывало. Кашлял. Кажется, кашлял.
Что-то холодное было под его щекой. Что-то горячее под его телом.
А потом его вроде подняли. Чуть пронесли. Усадили к чему-то твёрдому.
Когда Сандиас снова открыл глаза… нет, когда он снова смог увидеть.
Он увидел нечто ещё более ужасное, чем боль, выедающая его изнутри.
Молодой мужчина. Опустился перед ним на колени. Да, кажется, молодой. Он поднимает руку к своей груди. Его ногти вдруг удлиняются и заостряются. Становятся как лезвия. И… и Сандиаса передёрнуло от ужаса.
Он… этот мужчина… он… он вырезал своё сердце! Совершенно спокойно! Даже не дрогнув лицом. И протянул к Сандиасу руку. Руку, на которой… руку, с которой стекала кровь. На которой лежало оно… его сердце! Оно ещё трепетало, всё медленнее. И медленнее. Последние струйки крови покидали его…