Ветер моих фантазий
Шрифт:
Подруга, глядя на мои мучения, сжалилась. Достала из сумки красивую пухлую тетрадь, мне протянула:
— На, отвлекись. Вкуси новой дозы.
Я робко пошуршала страницами, цветными, с узором из веток и листьев по краям. А их цвет! Мм… такой редкий оттенок, семь тускло зеленого, сероватого даже и желтого… А обложка под старинную книгу, хотя и заметно, что там фото книги старой, обтрепанной, а обложка целая, блестящей пленкой покрыта, нежной, новая… гладкая такая… нежная…
— Вот и слезки пообсохли! — радостно сказала подруга, на меня глядя.
— Просто… такая бумага! Такая красивая! И обложка такая
— Я тебе купила на Новый год, — призналась подруга, ласково на меня глядя.
— Правда?.. — я подняла на нее глаза, кажется, сиявшие будто солнце, судя по тому, как просветлело ее лицо, лицо милой доброй девушки, которой было дело до всех моих тревог и волнений.
— Но раз уж такое дело… ты можешь забрать этот блокнот сейчас.
— Лерка!!! — радостно взвизгнула я, кидаясь душить ее в объятиях, — Ты моя прелесть!!! — расцеловала ее в обе щеки и снова по кругу, — Любовь моя!!!
На нас, разумеется, косились. И даже однокурсники наши в толпе собравшейся были. И, хоть и шептались они тихо-тихо, клоунов нежданных добровольных от выступления не отвлекая, я примерно предполагала направление их мыслей.
На последней паре я была. Хотя… сложный вопрос, была ли я там или меня там не было? Ибо лапки мои с черной гелькой — Лерунчик, знавшая меня и мои обострения, сваливавшиеся нам на голову нежданными и в неподходящее время, таскала для меня пару ручек… Короче, лапки мои порхали над новенькой, шикарнейшей тетрадью. Вот вроде важнее то, что мы рождаем, но до чего приятно рождать свои истории на красивейшем материале! И с бумагой такое разнообразие! С вордом будет как-то поскучнее…
***
Поблескивали листья деревьев, когда на еще не упавших, еще не высохших каплях дождя играли солнечные лучи. Поблескивали края кристаллов и камней, тонких, разной формы, и разных цветов — кажется, здесь были все существующие — прозрачных, полупрозрачных или совсем матовых, чистых или с вкраплениями разных форм и составом.
Худенькая девочка, сидевшая на земле, обсыпанной разноцветными осколками, прямо голыми коленями к ней, медленно собирала разноцветные камни, складывая их в каком-то беспорядке, и на разном расстоянии друг от друга. Поблескивали крохотные камни и нити, которыми густо была расшита ее светло-зеленая одежда из тусклой материи. Да будто огненными нитями падали на ее плечи и чуть трепетали от прикосновения легкого весеннего ветра ее рыжие волосы, спадавшие чуть ниже лопаток.
Мальчик, проходящий на расстоянии от нее, да равнодушно осматривающийся, замер, недоуменно вглядываясь на полянку, только-только начавшую освобождаться от снега, на деревья, пока еще стоявшие без листьев, темные и светлые, да на рыжую девочку в зеленой одежде, между кучек мелких разноцветных камней, ярким пятном выделявшуюся на фоне черной земли и снега.
Девочка подняла синий, полупрозрачный камень с вкраплениями какого-то вещества, наподобие волос, коротких, золотистых. И положила рядом с бордовым и сочно-зеленым. Потом еще добавила блекло-розовый с другой стороны.
Мальчик перевел взгляд на запястье, сжал и разжал пальцы, да вгляделся в картину маленькой голограммы, появившейся над его ладонью. Нахмурился. Потом, снова став невозмутимым, сжал пальцы. Пошел было дальше. Но вдруг остановился, оглянулся.
Она осторожно выбрала еще один блекло-розовый камень, маленький совсем, да положила рядом с большим. Но, если совсем уж рядом их сложить, то камни по краям друг с другом вообще не совпадали. Уж точно не осколки от единой, но разбившейся какой-то штуковины.
Он бесшумно обошел поляну, по еще сохранившемуся меж деревьев снегу, не оставляя за собой следов. Как, впрочем, и на всем его пути, где под его ногами попадался снег. Шел медленно, вглядываясь в ее движения, да в то, как она тихо выбирает камни: цветов разных, состава разного, степени прозрачности неоднородной, да еще и друг к другу вообще не прилегающие, если раскладывать их в таком порядке.
Девочка продолжала перебирать горки камней, иногда выбирая из них какие-то, подносившая поближе к глазам, рассматривавшая их, положив на ладонь или на свет. И многие возвращала туда, где лежали прежде, а то и вовсе сердито отбрасывала, а складывала рядом с собой немногие. Но по каким принципам она их отбирала, неожиданному зрителю было непонятно.
Так он и ходил вокруг поляны, точнее, почти у самой ее границы — сама-то она была неправильной формы — не приминая ногами снега, изредка лишь придерживающийся стволов. Ходил, ходил… вглядывался в ее движения, кусочки разных пород, которые она по непонятным каким-то критериям или отбирала, или выкидывала. Смотрел, смотрел…
Потом уже, не выдержав, ступил бесшумно на поляну, не оставляя следов ни на редких сгустках снега, подтаявшего на солнце, ни на влажных местах на земле, ни на сухих. Прошел к ней — она и этого не заметила — и встал за ее спиной. Беззвучно принюхался. Долго принюхивался к лежавшим камням и кристаллам. Разной формы, но примерно одинаковой толщины вырезанным, пластинками. И снова ничего не понял. Что, впрочем, на его лице не отобразилось: ни гневом, ни растерянностью.
Когда она, вздохнув тяжко, загребла в ладони пригоршню камней и поднесла их к глазам, пристально разглядывая, он подался к ней, наклонился почти вплотную, принюхиваясь. Куски разных видов веществ почти не пахли. Но, кажется, не в этом было дело.
Его волосы, длинные, черные, отливавшие синим — упали вокруг ее лица. Скоси она немного взгляд — и заметила бы их, таких непохожих на ее, темных, да еще и взявшихся неведомо откуда.
***
И дома свое сокровище не нашла. Нигде не нашла. А там были наброски моих идей для двух новых книг! Обидно! Но блокнот исчез также внезапно, как и тот подросток-художник семь лет назад…