Ветер с Итиля
Шрифт:
Белбородко наслаждался игрой ведуна. Если вдуматься, ничего особенно зловещего в нем не было. Ну голосит, ну заламывает руки да бормочет что-то под нос. Почему же так перед ним трепещут? Можно ведь и на старческое скудоумие списать? А вот почему: у обычного человека нет-нет да и промелькнуло бы сомнение – а могу ли я людьми распоряжаться, головы им морочить, имею ли право? Или тварь дрожащая? Этот же, видно, давно пришел к утвердительному ответу и с тех пор даже тени сомнения не допускает. Потому его ненавидят и боятся, как какое-нибудь грозное явление природы, против
Но, как выяснилось, боялись не все.
– А может, нам твоей кровью откупиться? – вдруг послышался голос.
Ведун окинул взглядом толпу. Так и есть – Угрим. Кузнец не ушел, а стоял в самой гуще мужиков и нагло ухмылялся.
– Перуну-то, небось, Ведунова кровушка люба будет.
Послышались глухие смешки, идея мужикам явно понравилась.
– А-а-а!.. – каркнул старик. – Опять ты, Угрим! Смотри…
– Я, – спокойно кивнул кузнец. – Что ответишь?
И без того бледное лицо старика приняло тот оттенок, который бывает у лежалого трупа. В глазах зажглась лютая, смертельная ненависть.
– Так ты, Угрим, говоришь, что Перун моей крови алчет? – как змея прошипел он.
– Твоей, – невозмутимо подтвердил кузнец.
Ведун захохотал, но глаза его пылали злобой.
– А это, Угрим, он сам сказать должен.
– У огня спросить? – ухмыльнулся кузнец. – Это мы быстро!
– Зачем у огня? Перун через справедливый бой свою волю скажет.
– Это мне с тобой, щука беззубая, биться, что ли?! – зашелся смехом кузнец.
– Чести для тебя много, – парировал ведун. – С гриднем моим биться будешь, с Алатором. Ежели побьешь его, то я перед Перуном предстану, а нет, так уж не обессудь. Так оно по Правде будет. Если, конечно, никто за тебя не встанет. – Ведун насмешливо посмотрел на мужиков. – Не хочет ли кто? – Мужики не поднимали глаз. – Эй, вы, – прокаркал дед, – если кто вызовется, то может жизнь свою вместо Угримовой Перуну принесть. Коли падет в бою, на том и кончим. Кузнец жив останется. Ну что, соколики? – Народ безмолвствовал. – Вишь, кузнец, как любят тя!
Угрим был значительно выше Алатора и шире в плечах, но вряд ли это могло кого-нибудь ввести в заблуждение. Против воина, а тем более если будут биться с оружием, у Угрима нет шансов. Азей рассчитал все верно.
Ведун с кривой усмешкой поглядывал то на кузнеца, то на мужиков. Насладившись первыми плодами своей победы, он вынул из-за пояса нож и принялся чертить на земле круг, то и дело подскакивая и кудахча. Потом рассек круг на шесть частей. Получилось колесо – огненный знак.
– В круге, соколики, биться будете, в круге, чтоб Перуну было легче кровь принять.
Степана поразило, что мужики тоже образовали круг – каждый встал перед знаком. У некоторых зажегся в глазах подленький интерес или даже злорадство. Нечего высовываться, Угрим, а то, ишь какой умный, против ведуна в одиночку решил! Презираешь нас, а, Угрим, думаешь, лапотники, дурачье деревенское. Вот и отдувайся теперь. А мы поглядим, как кишки из тебя выпустят, поглядим.
Бойцы вошли в круг.
– Дурак ты, – проворчал Алатор, – нашел время!
– Тебе-то что, – огрызнулся кузнец, – кто платит,
– Лучше не гневи меня, Угрим, – тихо сказал воин, – мучиться меньше будешь. – И уже громко, обращаясь к ведуну, добавил: – Свой меч я о него поганить не стану, потому не ровня он мне. На ножах!
– Добре, – кивнул дед, – хошь на ножах, хошь на кольях, мне-то без разницы.
Алатор неспешно распоясался, положил ножны с мечом на землю, снял стеганую грубую куртку, обнажившись по пояс. Вынул из-за голенища короткий нож и, взяв его обратным хватом, спрятал за предплечьем. Все движения воина были скупыми и отточенными. Ничего лишнего, даже в мелочах! Алатор замер, вонзив взгляд в противника. Прошептал:
– Готовься!
Ножа у кузнеца не было. Но сразу же нашлось несколько доброхотов – держи. Угрим выбрал нож чуть подлиннее, чем у Алатора, повертел его, пытаясь поймать солнце, но, так и не поймав, сжал со всей силы рукоять, выставив перед собой клинок. Если бы в руках была птичка, а не нож, так бы и брызнула кровушка. Степан отметил, что опыта у кузнеца маловато.
Еще мгновение, и начнется схватка, ничего нельзя будет изменить. Нет, так быть не должно, ведь это из-за него, Степана, заварилась каша, значит, ему и расхлебывать. Плевать, что шансов у него наверняка еще меньше, чем у кузнеца. Зато, как сказал классик, не будет стыдно за бесцельно прожитые… и безвольно выпитые…
– Стойте! – крикнул Степан.
Ведун грозно взглянул на него:
– Чего тебе?
– Я за кузнеца встану.
Дед обмер:
– Ты?!
– Я за кузнеца встану, – глухо повторил Степан, – чего вылупился?
– Да кто ж тебя пустит! – хмыкнул дед. – Ты пришлец!
– Я Перуном послан, имею право, – с угрозой сказал Степан. – Или отречешься от своих слов, а, ведун?
Если бы не Алатор, ведун, может, и отрекся бы, но сейчас деваться ему было некуда.
– Раз я Перуном послан, значит, через меня Перун волю и скажет, – наседал Белбородко. – Верно говорю?
Алатор подошел к ведуну и что-то прошептал на ухо.
– Ладно, – проскрипел тот, – хошь смерти, кто же тебе запретит? Отойди, Угрим.
Кузнец принял жертву. Благородство благородством, а шкура – она одна, да и не родич за него встал – чужак. Чего чужака жалеть? Протянул нож рукоятью вперед и отошел.
Степан взвесил на руке оружие – тяжеловато. Повертел пальцами, то пряча за предплечье, то вновь показывая противнику. Нет, кажется, ничего, можно управиться. Алатор с усмешкой наблюдал за ним: пусть побалуется чужак. Напоследок!
Степан стянул футболку и обмотал ею левую руку. Против бритвенно-острого клинка, конечно, защита никакая, остается надеяться, что Алаторов нож поплоше. Вполне возможно, судя по качеству лезвия, доставшегося самому Белбородко…
Солнце лизнуло его смуглый, мускулистый торс. Смуглый, потому что успел-таки смотаться в Хургаду на недельку до того, как попал в сии благословенные места. А мускулистый, потому что не сидел сиднем в кожаном кресле у себя в кабинете, а железом баловался да крав-магой занимался.