Ветка Вятка
Шрифт:
– А где бабушка? – поинтересовалась Лена.
– Где и положено быть настоящей хозяйке, – пояснил Юрий Александрович, – на кухне манты готовит.
– Манты! – радостно захлопал я в ладоши.
– Приехать в Мантурово и не отведать мантов – это был бы непорядок! – продолжал дедушка.
За разговором, дедушка и встречаемые им, все вместе, обогнули одноэтажное, выполненное из серых плит и имеющее деревянную скворечную крышу здание вокзала и направились к въезду на станцию, к железной конструкции автобусной
– Мы не на автобусе поедем, – покачал головой дедушка, – вон наши машины стоят, – указал Юрий Александрович на кремовый «каблучок» и белый «Жигуль», парочкой жавшиеся недалеко от остановки.
Рядом с ними мялись двое мужчин, спрятавшись от окружающих в облаке сигаретного дыма, будто накрытые туманом утренней долины.
– Вы автомобили с завода заказали? – поинтересовалась мама.
– Да, на заводе дали, вас встретить, – утвердительно кивнул дедушка.
6. В другой стране
Бабушка суетилась, переходя то на кухню, то обратно в зал, то вновь на кухню. Уносила грязную после еды посуду. Мама и Лена ей помогали. Угощение было изумительным. Дедушка и папа сидели на стульях в комнате, я напротив них через стол, на диване.
– Вижу, спортом ты занимаешься, – говорил дедушка, пока манты в желудках проходили процессы переваривания и усвоения, – а что насчёт ума? Какие книжки читаешь?
– Ну-ка, расскажи деду, какие ты книги прочёл? – подхватил папа.
– «Приключения Тома Сойера», «Приключения Гекльберри Финна», «Борьба за огонь»… – начал перечислять я, загибая короткие, чуть припухлые пальцы на правой руке. Причём, загибал я их указательным пальцем левой руки, видимо красочней получалось. Справедливости ради нужно отметить, что половину из названных книжек прочитал нам папа – мы с Леной только и делали, что внимательно слушали.
– Это хорошо, – остановил меня поднятой рукой дед, – а как же стремление к звёздам? Романтика?
– А что? – непонятливо пожал плечами внук.
– Как что? – продолжал дед, – я не услышал про «Робинзонов космоса»…
– Нет, про Робинзона Крузо мне не нравится, – протестующе закачал головой я.
– Да я тебе не про Крузо говорю, – пояснил Юрий Александрович, – я тебе про других робинзонов говорю, космических. «Робинзоны космоса», не читал?
– Нет, – продолжал отрицательно качать головой я, но дед не унимался:
– Или, вот если тебе зарубежные писатели чем-то не угодили, то слышал ли ты про «красного графа» Толстого и его литературное творчество?
– Нет, – продолжал отрицать всё я.
– Ну как же? – непонимающе смотрел дед на внука, – «О, время – таинственные сроки… ледяное пространство вселенной…», – неслись в пространство зала строчки толстовской «Аэлиты».
Внук слушал внимательно отрывок, который цитировал дедушка. Я старался лишний раз не дышать, но совсем не дышать не получалось.
– Нет, – вновь звучало отрицание, когда дедушка закончил цитировать.
– Хорошо, ну а Гагарина ты знаешь? – пошёл дедушка на крайние меры.
– Да, Гагарина я знаю.
Дед, будто бы принимая моё согласие, цитировал далее:
– «Вся моя жизнь кажется мне сейчас одним прекрасным мгновением…» – всё по известной речь первого космонавта, что разошлась, была растащена на большие и малые цитаты.
К концу монолога на устах у Юрия Александровича проступила улыбка.
– А вот это кто написал? «От чего луна так светит тускло…» – и Юрий Александрович вместе с автором ушёл путешествовать словами и строчками по садам и стенам Хороссана.
Дедушка читал эмоционально, повысив голос, выделяя начало и конец предложений, будто на большую аудиторию декламировал.
– Не слышал такое стихотворение? – поинтересовался он, глядя на внука сквозь блестевшие стёкла очков.
Я опять сел на своего конька, отрицательно покачав головой.
– Это Есенин написал, – пояснил после секундной паузы дедушка, – ну что ж, придётся нам с тобой пока вы у нас гостите, учить стихотворения и книжки читать.
На бурные голоса мужчин пришли женщины:
– Вы чего раскричались? – поинтересовалась бабушка.
Её непослушные завитушки волос топорщились из-под белого платка, повязанного на голову в виде косынки и сбившегося после трудов на кухне.
– Мы читаем стихотворения, – пояснил за всех Юрий Александрович.
– Какие? Евтушенко? – продолжала допрос бабушка.
– Можем и Евтушенко.
– Прочтите, прочтите – захлопала в ладоши от предвкушения Лена и тут же сходу плюхнулась на диван рядом со мной, слушать.
Дед, чуть-чуть подождал, смерил взглядом аудиторию, устроившуюся в комнате, чтобы послушать стихотворения. В нависшей тишине яростно билась в окно муха, в попытках улететь на улицу. Видимо, ей людское общение не нравилось. После театральной паузы дедушка начал нараспев:
– «Благословенна русская земля…», – когда дед читал стихотворение, все присутствующие в комнате притихли и слушали с великим вниманием.
Мне представлялся труженик, тот самый, чей прототип я наблюдал из окна, пока ехал сюда в поезде. Вот я смотрю поутру в окошко вагона, а там, в окошке, пока все спят, стоит колхозник в поле. Этот колхозник «вышел рано на заре и поразился вспаханной земле за эту ночь его руками поднятой…» Вот она деревенская лирика, вот он поэт-почвенник.
Стихи Евтушенко лились из уст дедушки и неожиданно кончились, так же певуче с одной стороны, с другой стороны резко, как и начались.