Ветреное сердце Femme Fatale
Шрифт:
– Домбровский был на том вечере? – внезапно спросила она.
Севастьянов вздрогнул.
– Нет, – ответил он.
Ну конечно же, нет… он ждал в роще неподалеку, с коляской наготове. Прелестница сбегает по ступеням, бежит через сад в рощу, садится в коляску… она запыхалась, она смеется… бросает рядом с собой заветную сумочку, или мешочек, или сверток с самыми дорогими вещами, которые она предусмотрительно захватила с собой из дома…
– Мне бы хотелось знать, какие именно вещи она с собой взяла, – проговорила Амалия. –
Степан Александрович удивленно посмотрел на нее.
– Натали ничего с собой не взяла.
Хм, что-то новенькое… Но Амалия и виду не подала, как много значит на самом деле этот пустячок.
– Я имею в виду кольца, брошки и тому подобные вещи, – настаивала она. – То, что легко взять с собой и можно продать. Так что она забрала из дома?
– Ничего, я же говорю вам, – упрямо повторил Севастьянов. – Она бежала в том же, в чем и была, и ни копейки не взяла.
Под комодом послышалось царапанье и приглушенный писк. Через несколько секунд серая кошка выбралась наружу, неся в зубах убиенную мышь, и гордо положила свою добычу к ногам Степана Александровича.
Итак, Натали, содержанка, чьи прихоти довели до Сибири почтенного человека, оказалась настолько бескорыстной, что ничего не взяла из дома своего мужа. Сказать, что данное обстоятельство не понравилось Амалии, значит ничего не сказать.
– Простите, – проговорила она сухо, едва скрывая раздражение, – но так не бывает. Она просто обязана была что-то взять с собой… хотя бы подарки, которые ей дарил ее сибирский друг.
На скулах Севастьянова проступили алые пятна. По правде сказать, в то мгновение он вообще жалел, что поделился своими проблемами с баронессой Корф.
– Уверяю вас, я проверял все после ее исчезновения, – уже сердито сказал он. – В том-то и дело, что Натали ушла безо всего. И потом, нельзя же всех мерить на один аршин… Вот у доктора Никандрова тоже жена бежала и тоже ничего с собой не взяла.
Был ли это оптический обман или глаза Амалии в отблесках каминного огня ярко вспыхнули?
– Вот как? Значит, у доктора та же беда?
– Да, – подтвердил Севастьянов. – Мы разговаривали с ним на почте, как раз незадолго до того, как вы появились… и он все мне рассказал.
Серая кошка на полу сердито шевельнула кончиком хвоста. Ну почему, почему хозяин ее не погладит за то, как она постаралась? Почему он разговаривает с женщиной вместо того, чтобы сказать ей, Мышке, какая она молодец?
– Хм, интересно… – задумчиво обронила Амалия, но что именно интересно, уточнять не стала. – Очень интересно, хотя и… – Она поглядела на листок, на котором записала данные о Домбровском. – Вы не скажете мне девичью фамилию вашей жены? Если она и живет где-то, то, скорее всего, как раз под прежней фамилией.
– Ее фамилия Лапина, Наталья Георгиевна Лапина, – ответил Севастьянов. – Однако я не думаю, что в архивах военного министерства ваш муж
Амалия не стала объяснять собеседнику, что ее так называемому мужу доступны не только архивы военного, но и архивы полицейского министерства, в котором, собственно, он и служит. Раз любовник сей дамы проходил по делу о растрате, то ее имя наверняка должно упоминаться в архивах. Причем, может статься, не только в его деле.
– Ну что ж… Итак, когда я все разузнаю, сразу дам вам знать. А касательно писем… – Амалия поморщилась. – Надеюсь, мне не стоит вам объяснять, что не надо никуда посылать никаких денег. – Севастьянов кивнул. – Второе письмо я, с вашего позволения, пока оставлю у себя, потому что оно мне нравится еще менее, чем первое. Кстати, вы уже рассказывали кому-нибудь о письмах?
Севастьянов сглотнул.
– Нет. Тетушка бы стала беспокоиться, а… А больше у меня никого нет, – как-то беспомощно закончил он.
– Вот и хорошо, что вы никому о них не говорили, – одобрила Амалия и тут только заметила, что серая кошка аж вся извелась от того, что на нее не обращают внимания. – Степан Александрович, ну надо же, ваша кошка поймала мышь! Скажите, вы будете еще чаю? Да? Лиза! Неси сюда еще один чайник!
2
«Его высокородию Александру Богдановичу Зимородкову
В Санкт-Петербург
Невский проспект, дом Бергдорф
В собственные руки.
Дорогой Александр Богданович,
недавно я оказалась в положении Евгения Онегина, унаследовав от дальнего родственника приличное имение. Места самые идиллические, и соловьи поют… нет, это надо услышать, как я слышу сейчас. Однако к делу, Александр Богданович, к делу.
Если г-н Онегин сам себе придумывал приключения, то непонятно для чего ухлестывая за Ольгой, то стреляясь с Ленским, меня приключения находят сами. Сейчас такое приключение явилось в облике самого заурядного акцизного чиновника в отставке, от которого убежала жена. Положение осложняется тем, что ушла она не вчера, а почти пять лет назад. Однако у меня есть свои причины, и весьма веские, заинтересоваться той старой историей.
Поэтому я убедительнейше прошу вас навести справки о следующих лицах:
во-первых, собственно об убежавшей, Наталье Георгиевне Лапиной (по мужу – Севастьяновой), долгое время жившей в Москве. Там еще была какая-то история с растратой, непосредственно с ней связанная, причем лицо, уличенное в растрате, было сослано в Сибирь;
во-вторых, о том самом лице, находящемся в Сибири;
в-третьих, о некоем Домбровском, гусаре, который в начале сентября 188… года находился в Д. и с которым, собственно, бежала жена моего чиновника. О гусаре не известно ничего, кроме его фамилии, рода войск и приблизительного возраста – около 30 лет, возможно, чуть больше или чуть меньше.