Ветвящееся время. История, которой не было
Шрифт:
Такое не только более чем возможно, но не исключено даже, что именно так оно и случилось в реальности!
Общепринятая (вернее – официальная) версия принятия христианства на Руси исходит из того, что новая вера появилась в киевских землях где-то в первой половине Х века, что христианство было греческого образца, а первой из правящей династии ее приняла княгиня Ольга, во время своей поездки в Константинополь в 957 году. При этом, в соответствие с церковной историографией, император Константин Багрянородный, очарованный ее красотой (нашим современницам впору позавидовать – княгине было как минимум под пятьдесят!), даже сделал ей предложение, но, брак не мог состояться, поскольку
Именно эта версия содержится в «Повести временных лет», и как будто ей нет причин не верить.
Но, в труде «De Ceremniis Bizantae», написанным рукою самого императора Константина, содержится нечто как раз противоположное. По утверждению августейшего мемуариста, княгиня Ольга уже на тот момент была христианкой, и в ее свите присутствовал так же и ее личный духовник.(12,49)
Историками это свидетельство, в достоверности которого нет никаких оснований сомневаться, практически игнорируется, – факт, достойный удивления.
Согласно же европейским хроникам, в 959 году ко двору императора Оттона прибыли послы княгини Ольги, с просьбой прислать на Русь даже не миссионеров и священников, а епископа! Просимый епископ был назначен (им стал некий безымянный монах из Сент-Альбанского монастыря), но умер до того, как выехал в Киев. (12,52)
В том же году был рукоположен новый епископ – им стал монах Адальберт из Трира, и он даже приступил к своим обязанностям. Но уже в следующем году был вынужден уехать. В хронике Адемара, относящейся, правда, к XII веку
(что, в глазах автора не очень способствует доверию к ней – три века срок немалый), и обильно процитированной Бушковым, упомянуто о епископе Бруне, (позже причисленном к лику святых), в правление императора Оттона III распространявшем христианство в Венгрии и в русских землях, и убитом печенегами. По словам хрониста, он даже основал в русских землях монастырь. Позднее же «Пришел в Руссию какой-то епископ греческий, и заставил их принять обычай греческий». Причем, факт миссионерской деятельности Бруна у тех же печенегов, в отечественной историографии в принципе не отрицался. Таким образом, не исключено, что за летописными словами Владимира о том, что его предки отвергли латинскую веру, есть реальное основание, в том смысле, что отвержение предполагает, что по крайней мере она была предложена.
Почему это произошло – неизвестно.
Выдвигалось, однако, обоснованное предположение, что, цитируя Нестора «отцы наши сего не приняли» потому, что русская церковь была организована как рядовая епархия, входящая в один из германских диоцезов, в то время как дальновидная княгиня Ольга могла потребовать создания Русского диоцеза. Кстати, именно этого требовали при крещении чехи и поляки. Об этом, в частности, пишет историк Д. Приселков, и именно этого предположения придерживается и А. Бушков.
При этом Бушков, обычно легковесно (мягко говоря), относящийся к исторической достоверности, как, впрочем, и должен последователь фоменковской ереси, отмечает факты, ускользающие от внимания большинства исследователей и богословов.
В русском тексте Библии присутствует третья книга пророка Ездры, отсутствующая в греческой Септуагинте, зато имеющаяся в Вульгате (латинском переводе). Календарь принят так же европейский а не византийский, названия месяцев – латинские, и год изначально отсчитывался не с сентября, как в греческом, а с марта. Сами по себе эти факты, даже если не принимать во внимание вышеизложенные исторические свидетельства, являются достаточными, чтобы говорить об имевшем место католическом влиянии. [39] (6,29)
39
Эти
Кстати, обычно, рассматривая вопрос о крещении Руси, не видят, что в описываемое время, официально еще не было ни православной, ни католической церкви. Церковь формально все еще была единой апостольской вселенской церковью, несмотря на все различия между тонкостями обряда, и разницу между толедским и никейским символами веры.
Император Михаил именуется в послании папы Адриана «благочестивым», на фресках храма Софии Киевской среди святых видим типично католического святого Климента – одного из римских пап.
Кстати, именно папа Адриан рукоположил Кирилла и Мефодия в сан, и благословил их труд по созданию славянской письменности, и переводу библии на моравский язык. Правда, позже, после смерти Мефодия, новый папа запретил богослужение на славянских языках, но история могла ведь и обернуться по другому…(12,52)
Представим же, что русские князья все-таки сделали окончательный выбор в пользу не восточного а именно западного варианта христианства.
Способствует этому, в немалой степени и то, что Ватикан, трезво все взвесив, признал правоту требований русских князей и создает отдельную епархию, под названием Русский диоцез, с центром в Киеве, а так же – вполне возможно, и более внимательное отношение папского престола к вышеупомянутой инициативе преподобного Мефодия – между прочим епископа Паннонии и Моравии.
К каким последствиям этот выбор мог привести?
Начнем с того, что вся политическая история Киевской Руси изначально пошла бы совершенно в другом направлении. Прежде всего, появилась бы реальная возможность избежать той феодальной раздробленности, которая, в конечном счете, и стала причиной ее упадка и гибели.
Связано это с целым рядом обстоятельств, вытекающих из политики католической церкви, в частности – ее понятиями о роли и статусе светской власти.
Во первых, русская великокняжеская династия, после принятия западного варианта христианства, сразу, или почти сразу же была бы возведена римским папой в королевское достоинство, так же как это было сделано в отношении польских и чешских князей. Одно это автоматически положило бы предел дроблению государства (в худшем случае если и не фактическому, то юридическому). Ведь, если великим князем можно было провозгласить себя самого, то королевский титул даровать мог только папа или император. Западноевропейский граф или герцог мог не повиноваться своему суверену, мог даже идти против него войной, но никогда не помышлял о том, чтобы самому силой занять королевский трон.
В качестве иллюстрации можно привести страны Скандинавии, где возникшие примерно в одно время с Древней Русью королевства, не без влияния католической церкви были преобразованы в централизованные монархии, минуя этап феодальной раздробленности, характерный для Германии и Франции.
Не менее важно и то, что церковь, исходя из своих интересов: сильная центральная власть рассматривалась бы как естественный союзник в недавно крещенной и еще во многом полуязыческой стране, активно способствует пресечению сепаратистских устремлений местных вельмож. Угрозы отлучения от церкви (как это практиковалось в отношении мятежных баронов, например во Франции) было бы достаточно, чтобы остудить самые горячие головы.(15,183)