Ветвящееся время. История, которой не было
Шрифт:
И это в патриархальном обществе, где кровное родство так много значило, во времена, когда изгнание из рода считалось одним из самых тяжких наказаний! Что послужило причиной столь необычного, даже для того жестокого века поступка? Какая, быть может, жуткая тайна скрывается за столь безжалостным обращением с семьей не самого последнего человека в племени? Легенды и летописи не дают даже намека…
Может быть, и не татар, или не одних только татар надо винить в смерти Есугея?
В одиночку маленькая семья, в которой нет взрослых мужчин, кочует, беззащитная перед любым степным бродягой, голодает и бедствует. Надо полагать, все происшедшее не способствовало доброжелательному отношению сына Есугея к роду человеческому.
В это время девятилетний Тэмуджин убивает своего единокровного брата Бектера – в ссоре из-за выловленной рыбы. Прежде чем в ужасе хвататься за голову, постарайтесь получше представить себе, читатель, эту картину. Двое голодных, изможденных мальчишек, яростно дерущихся над рыбешкой, от которой, без преувеличения, вполне возможно зависит жизнь и смерть маленьких изгоев, живущих в жестоком мире, где грабежи, убийства, предательство были заурядным явлением.(22,117)
Затем он схвачен – не очень понятно за что – может, и за убийство брата – своими родственниками тайджиутами, превращен в раба и посажен в колодки.
Он бежит из плена, прячется, скитается в одиночестве, скрываясь от преследователей в семье своей будущей жены Бортэ… Какие шансы уцелеть были у него – один к ста? Один к тысяче? Но тем не менее он выживает, а возмужав, объединяет вокруг себя одиночек-изгоев, подобных себе, становясь предводителем маленького кочевого клана – называя вещи своими именами – одной из множества степных банд.
Судьба его – безвестного отпрыска почти угасшего рода, в эти годы не отличается от судьбы множества других безвестных степных воителей.
Он успешно воюет и разбойничает, множество раз рискуя жизнью и терпя поражения, но каждый раз счастливо спасаясь. Словно и в самом деле некие неведомые силы выковывали из него оружие для уничтожения прежнего миропорядка.
Он удачлив, и все больше воинов объединяется под его бунчуком – прежде всего это те, кому тесно в рамках жестких родоплеменных законов, кому надоела власть старших родичей и вождей, просто преступники и разбойники… Одним словом, все, кому не нравится ежедневный тяжелый и однообразный труд скотовода, кто живет по принципу, открытому вовсе не ХХ веком – «грабь награбленное» и «в борьбе обретешь ты право свое».
«Сокровенное сказание» поэтично именует их «люди длинной воли».(22,122)
Есть соблазн, в соответствии с нынешними декадентскими традициями назвать их несколько короче: беспредельщики или отморозки.
Годам к двадцати – двадцати пяти он стал одним из самых авторитетных вождей этого сброда.
Под его рукой собирается более десяти тысяч всадников – по некоторым данным до тридцати. И тогда он делает первый шаг к будущему величию.
Он решает связать присягой своих сторонников, причем присяга эта отнюдь не похожа на принятые ранее.
Чего стоит одно только ее начало: «Когда Тэмуджин станет ханом…»
Присяга не роду или племени, но одному человеку – нечто совершенно новое для степняков. Но самое важное, естественно, не это.
То, что в степи появилась новая сила, резко меняет обстановку. Если прежде у недовольных было два выбора – или кочевать в одиночку, в лучшем случае мелкой группой, без всякой защиты, или же присоединяться к другому роду или племени – на правах полурабов, то теперь появился некто, кто может дать таким людям защиту и приют.(22,123)
К нему присоединяются уже не только отдельные изгои и семьи, но целые роды – слабые, ищущие помощи, обиженные своими набольшими, или просто недовольные своим положением. У Тэмуджина появился и сильный союзник – кераитский хан Тогорил (Торгул).
С известной натяжкой можно сказать, что именно тогда и началось возникновение нового народа – монголов, отцом которого в какой-то мере был этот, едва перешагнувший за четверть века недавний вожак степных бродяг.
Родовая знать, надо отметить, неплохо понимает исходящую от этого человека и его орды опасность, но попытки покончить с ним плохо организованы и результатов не дают.
Затем карьера Темуджина вдруг резко обрывается, и на долгие годы о нем ничего неизвестно. Китайская летопись глухо упоминает, что он оказался – каким образом опять – таки неизвестно, в плену у чжурдженей (хотя какое-то время числился у правителей Цинь в союзниках).(73,14) Не очень понятно, как это могло произойти. Ведь он уже был тогда ханом, тем более, что ни о каком сражении не сообщается. Или же он стал жертвой предательства? После его пленения орда, им возглавляемая, распадается; война всех против всех усиливается. Почти десять лет проводит он там, и только в 1196 году возвращается на родину. Опять же неизвестно – удалось ли ему бежать из плена, был ли он выкуплен, что маловероятно, или, быть может, сознательно был отпущен хитроумными чжурдженьскими правителями, чтобы усугубить царящий в монгольских степях хаос. Если верно последнее, то перед нами как раз тот случай, когда слишком хитрые люди перехитрили самих себя.
Какие думы передумал будущий Чингисхан за эти десять лет? С кем общался он, вынужденно пребывая в циньской империи; какие уроки усвоил он за время плена, что узнал? И, быть может, именно в этих годах таятся истоки многих его побед?
По возвращении Темуджину пришлось начинать все с нуля. Он собирает всех, кто остался ему верен – их немногим более двух с половиной тысяч – и вновь включается в борьбу за господство над соплеменниками.(73,15) Опять он посулами и угрозами, силой и хитростью перетягивает на свою сторону роды и племена, вносит смуту и раскол в направленные против него недолговечные союзы, используя равным образом и меч, и силу ума. Спустя «всего-навсего» десять лет он одерживает окончательную победу. Его последний, самый упорный враг, и бывший побратим Джамуха разбит и казнен, та же участь настигла и хана Тогорила – его самого первого союзника.
Под рукой Темуджина отныне огромное пространство Великой Степи, от Алтая до Амура, и войско, в котором более сотни тысяч всадников.
И это вовсе не тупые сонные кочевники, как думают многие. Тупой и сонный кочевник – бессмыслица. Это люди необычайно выносливые, закаленные суровой жизнью в десятках поколениях, учившиеся стрелять из лука с трех лет, умевшие выпустить стрелу в цель за пять-шесть сотен шагов, и садившиеся на коня тогда же, когда начинали ходить, способные по шестнадцать – восемнадцать часов провести в седле. Люди с превосходной реакцией и, пусть и ограниченным, но острым умом: медлительные и негибкие просто не выжили бы в тех условиях. Без преувеличения можно сказать: в распоряжении Чингисхана были лучшие солдаты своего времени. Не «супермены из степей» как неудачно пошутил Бушков – и среди других народов можно было найти таких, да и более сильных бойцов. Но нигде еще не было такого количества подобных им, да еще собранных в один кулак.