Вэйджер. История о кораблекрушении, мятеже и убийстве
Шрифт:
Некоторые люди погибли еще до выхода в море. Только на "Центурионе" Чип насчитал не менее двухсот больных и более двадцати пяти умерших. Он взял с собой в экспедицию в качестве ученика своего юного племянника Генри... а что, если он погибнет? Даже неукротимый Чип страдал от того, что он называл " очень безразличным состоянием здоровья".
Это была опустошительная эпидемия "корабельной лихорадки", известной сегодня как сыпной тиф. Тогда еще никто не понимал, что эта болезнь - бактериальная инфекция, передающаяся вшами и другими паразитами. Когда лодки перевозили немытых новобранцев, теснившихся в грязи, люди становились переносчиками болезни, более смертоносными, чем каскад пушечных ядер.
Энсон приказал Чипу отправить больных в импровизированный госпиталь в Госпорте, недалеко от Портсмута, в надежде, что они успеют поправиться к началу плавания. Эскадра по-прежнему отчаянно нуждалась в людях. Но поскольку госпиталь был переполнен, большинство больных пришлось размещать в окрестных тавернах, где спиртного было больше, чем лекарств, и где на одной койке порой приходилось тесниться трем пациентам. Один из адмиралов заметил: " В такой жалкой обстановке они умирают очень быстро".
После того как мирные попытки укомплектовать флот не увенчались успехом, военно-морские силы прибегли к стратегии, которую один из секретарей Адмиралтейства назвал " более жестокой". Для принуждения моряков к службе были направлены вооруженные банды, которые фактически похищали их. Банды рыскали по городам и весям, хватая всех, кто выдавал признаки моряка: знакомую клетчатую рубашку, брюки с широкими коленями и круглую шляпу; пальцы, вымазанные смолой, которая использовалась для придания практически всему кораблю водонепроницаемости и прочности. (Моряков называли смольщиками). Местным властям было приказано " схватить всех бездомных моряков, водников, баржевиков, рыбаков и лихтеров".
Позднее один моряк рассказывал, что, гуляя по Лондону, незнакомец тронул его за плечо и спросил: " What ship?". Моряк отрицал, что он матрос, но испачканные смолой кончики пальцев выдавали его. Незнакомец свистнул в свисток, и через мгновение появился отряд. "Я оказался в руках шести или восьми грубиянов, которые, как я вскоре убедился, были бандой пресса", - писал моряк. "Они торопливо протащили меня через несколько улиц под горькие упреки прохожих и сочувственные взгляды в мой адрес".
Банды пресса отправлялись и на лодках, прочесывая горизонт в поисках приближающихся торговых судов - самого благодатного объекта для охоты. Часто захваченные мужчины возвращались из дальних плаваний и годами не видели своих семей, а учитывая риск последующего дальнего плавания во время войны, могли не увидеть их никогда.
Дешели сблизился с молодым мичманом на "Центурионе" Джоном Кэмпбеллом, которого прессовали во время службы на торговом судне. На его судно вторглась банда, и когда он увидел, как они уводят пожилого мужчину в слезах, он вышел вперед и предложил себя на его место. Главарь банды прессовщиков заметил: " Я бы предпочел иметь духа парня, а не рыдающего человека".
Говорят, что Энсон был настолько поражен галантностью Кэмпбелла, что произвел его в мичманы. Однако большинство моряков, чтобы скрыться от "похитителей тел", прибегали к экстраординарным мерам: прятались в тесных трюмах , записывали себя в мустьерские книги как мертвых, покидали торговые суда, не дойдя до крупного порта. Когда в 1755 г. банда журналистов окружила лондонскую церковь в погоне за находившимся в ней моряком, ему, согласно газетному сообщению, удалось ускользнуть, переодевшись в " длинный плащ, капюшон и чепец старой джентльменши".
Моряков, попавших в плен, перевозили в трюмах небольших судов, называемых тендерами, которые напоминали плавучие тюрьмы с решетками, закрывающими люки, и морскими пехотинцами, стоявшими на страже с мушкетами и штыками. " В этом месте мы проводили день и последующую ночь, прижавшись друг к другу, так как не было места, чтобы сидеть или стоять отдельно", - вспоминал один из моряков. "Действительно, мы находились в жалком положении, так как многие из них страдали морской болезнью, некоторые рвали, другие курили, а многие были настолько подавлены зловонием, что теряли сознание от нехватки воздуха".
Родственники, узнав о задержании родственника - сына, брата, мужа, отца, - нередко спешили к месту отплытия тендеров, надеясь увидеть своих близких. Сэмюэл Пипис описывает в своем дневнике сцену, когда на пристани у лондонского Тауэра собрались жены моряков: " За всю свою жизнь я никогда не видел такого естественного выражения страсти, как здесь, когда некоторые женщины оплакивали себя и бегали к каждой партии мужчин, которых приводили одного за другим, чтобы искать своих мужей, и плакали над каждым отплывающим судном, думая, что они могут быть там, и следили за кораблем, как только могли, при свете луны, так что мне было до боли в сердце слушать их."
Эскадра Энсона получила десятки прессованных людей. Дешевый обработал для "Центуриона" не менее шестидесяти пяти человек; как бы ни была ему неприятна пресса, он нуждался в каждом матросе, которого мог получить. Однако нежелающие идти на службу дезертировали при первой же возможности, как и добровольцы, которые испытывали сомнения. За один день с Северна исчезло тридцать человек. Из больных, отправленных в Госпорт, бесчисленное множество воспользовалось слабой охраной, чтобы сбежать, или, как выразился один адмирал, " удрать, как только они смогут ползти". В общей сложности с эскадры сбежало более 240 человек, включая капеллана корабля "Глостер". Когда капитан Кидд отправил бригаду журналистов на поиски новобранцев для "Уэйгера", шесть членов этой бригады сами дезертировали.
Энсон приказал эскадре ошвартоваться достаточно далеко от гавани Портсмута, чтобы добраться до свободы вплавь было невозможно, что нередко приводило к тому, что один из попавших в ловушку моряков писал своей жене: " Я бы отдал все, что у меня есть, если бы это были сто гиней, лишь бы мне удалось выбраться на берег. Каждую ночь я лежу только на палубе... Надежды на то, что я доберусь до тебя, нет... Сделай все возможное для детей, и пусть Бог благословит тебя и их, пока я не вернусь".
Чип, считавший, что хороший моряк должен обладать " честью, храбростью... стойкостью", был, несомненно, потрясен качеством задерживавшихся рекрутов. Обычно местные власти, зная о непопулярности прессы, выбрасывали неугодных на свалку. Но эти призывники были жалкими, да и добровольцы были не лучше. Один адмирал описывал одну группу новобранцев как " , полную оспы, чесотки, хромоты, королевской болезни и всех других недугов, из лондонских госпиталей, которые будут служить только для размножения инфекции на кораблях; остальные, большинство из них - воры, взломщики домов, птицы Ньюгейта (тюрьмы) и самая грязь Лондона". В заключение он сказал: "Во всех прежних войнах я не видел ни одной партии перевербованных людей, которые были бы настолько плохи, короче говоря, они настолько плохи, что я не знаю, как это описать".