Вэйджер. История о кораблекрушении, мятеже и убийстве
Шрифт:
Байрону нужно было быстро вставать. Времени на то, чтобы помыться, не было, да это и так редко делалось из-за ограниченного запаса воды, и он стал одеваться, преодолевая дискомфорт, который испытывал, обнажаясь перед незнакомыми людьми и живя в таком убожестве. Он происходил из одного из старейших родов Англии - его происхождение можно было проследить до Нормандского завоевания, и он был рожден в дворянском роду с обеих сторон. Его отец, ныне покойный, был четвертым лордом Байроном, а мать - дочерью барона. Его старший брат, пятый лорд Байрон, был пэром палаты лордов. И Джон, будучи младшим сыном дворянина, был, по тогдашнему выражению, "почтенным" джентльменом.
Как далеки были пари от Ньюстедского аббатства, родового поместья Байронов, с его захватывающим дух замком, часть которого была построена как монастырь в XII веке. Поместье площадью три тысячи акров было окружено Шервудским лесом, легендарным местом обитания Робин Гуда. Мать Байрона выгравировала его имя и дату рождения - 8 ноября 1723 г.
– на одном из окон монастыря. Молодому мичману Уэйгеру суждено было стать дедом поэта лорда Байрона, который часто вспоминал Ньюстедское аббатство в своих романтических стихах. " Сам особняк был обширен и почтенен", - писал он, добавляя, что он "оставляет грандиозное впечатление на ум, / По крайней мере, тех, чьи глаза находятся в сердце".
За два года до начала экспедиции Энсона четырнадцатилетний Джон Байрон бросил элитную Вестминстерскую школу и поступил добровольцем на флот. Отчасти это было связано с тем, что его старший брат Уильям унаследовал родовое поместье, а также манию, которой были заражены многие Байроны, - в итоге он растратил семейное состояние, превратив Ньюстедское аббатство в руины. (" Зал моих отцов пришел в упадок", - писал поэт). Уильям, устроивший инсценировку морских сражений на озере и смертельно ранивший кузена на дуэли на шпагах, получил прозвище Злой Лорд.
У Джона Байрона было мало возможностей заработать на достойную жизнь. Он мог пойти в церковь, как это сделал один из его младших братьев, но это было слишком скучно для его чувств. Он мог служить в армии, которую предпочитали многие джентльмены, поскольку там можно было часто сидеть без дела на лошади и выглядеть дебоширом. Затем был флот, где нужно было работать и пачкать руки.
Сэмюэл Пипис пытался убедить молодых дворян и джентльменов в том, что поход в море - это " почетная служба". В 1676 г. он ввел новую политику, чтобы сделать этот путь более привлекательным для привилегированных молодых людей: если они проработают на военном корабле не менее шести лет и сдадут устный экзамен, то будут зачислены в офицеры Королевского флота Его Величества. Эти добровольцы, которые часто начинали либо как слуги капитана, либо как так называемые "мальчики из королевского письма", в конечном итоге получали звание мичманов, что давало им двусмысленный статус на военном корабле. Их заставляли работать, как обычных моряков, чтобы они могли "освоиться", но в то же время их признавали офицерами-воспитателями, будущими лейтенантами и капитанами, возможно, даже адмиралами, и разрешали ходить по квартердеку. Несмотря на все эти соблазны, морская карьера считалась несколько неприличной для человека с родословной Байрона - "извращением", как называл ее Сэмюэл Джонсон, знавший семью Байрона. Тем не менее Байрон был очарован таинственностью моря. Он был очарован книгами о моряках, таких как сэр Фрэнсис Дрейк, настолько, что взял их с собой на борт "Вэйджера" - истории о морских подвигах, спрятанные в его морском сундуке.
Однако даже для молодых дворян, которых привлекала морская жизнь, внезапная перемена обстоятельств могла стать шоком. " Боже мой, какая разница!" - вспоминал один из таких мичманов. "Я ожидал увидеть нечто вроде элегантного дома с пушками в окнах; упорядоченный набор людей; короче говоря, я ожидал найти разновидность Гросвенор Плейс, плавающую вокруг, как Ноев ковчег". Вместо этого, по его словам, на палубе было "грязно, скользко и мокро; запахи отвратительные; все зрелище отвратительное; а когда я заметил неряшливое одеяние мичманов, одетых в потертые круглые куртки, застекленные шляпы, без перчаток, а некоторые и без обуви, я забыл обо всем великолепии... и чуть ли не в первый раз в жизни, а хотелось бы сказать, что и в последний, достал из кармана платок, закрыл лицо и заплакал, как ребенок, которым я был".
Хотя бедным и пресыщенным матросам выдавался базовый комплект одежды, известный как "slops", чтобы избежать, как считалось, " нездоровых запахов" и "отвратительного зверства", на флоте еще не была введена официальная униформа. Хотя большинство мужчин, принадлежащих к роду Байрона, могли позволить себе роскошные кружева и шелка, их одежда, как правило, соответствовала требованиям корабельной жизни: шляпа, чтобы защищать от солнца; куртка (обычно синяя), чтобы не замерзнуть; шейный платок, чтобы утирать лоб; и брюки - диковинная мода, заведенная моряками. Эти штаны, как и куртка, были коротко обрезаны, чтобы не зацепиться за канаты, а в плохую погоду их покрывали защитной липкой смолой. Даже в этой скромной одежде Байрон выглядел потрясающе: бледная, светящаяся кожа, большие, любопытные карие глаза, колечки волос. Один из наблюдателей позже назвал его неотразимо красивым - " чемпион своей формы".
Он снял гамак и свернул его на день вместе с постельными принадлежностями. Затем он торопливо полез по лестницам между палубами, стараясь не заблудиться во внутренних дебрях корабля. Наконец он, как чернорабочий, выбрался через люк на квартердек, вдыхая свежий воздух.
Большая часть команды корабля, включая Байрона, была разделена на две поочередные вахты - около сотни человек в каждой, и пока он со своей группой работал наверху, те, кто ранее дежурил, утомленно отдыхали внизу. В темноте Байрон услышал торопливые шаги и лепет акцентов. Здесь были люди из всех слоев общества, от денди до городских нищих, у которых вычитали зарплату, чтобы заплатить коменданту Томасу Харви за их помои и столовую посуду. Помимо профессиональных флотских мастеров - плотников, копровых и парусных мастеров - здесь были люди самых разных профессий.
По крайней мере, один из членов экипажа, Джон Дак, был свободным чернокожим моряком из Лондона. Британский флот защищал работорговлю, но капитаны, нуждавшиеся в квалифицированных матросах, часто нанимали свободных чернокожих. Хотя общество на корабле не всегда было так жестко сегрегировано, как на суше, дискриминация была широко распространена. А Дак, не оставивший после себя никаких письменных документов, столкнулся с угрозой, которой не было ни у одного белого моряка: в случае захвата за границей его могли продать в рабство.
На борту судна находились десятки мальчишек - некоторые, возможно, в возрасте шести лет, готовившиеся стать обычными матросами или офицерами. Были и дряхлые старики: повару Томасу Маклину было за восемьдесят. Некоторые члены экипажа были женаты и имели детей; Томас Кларк, капитан и главный штурман судна, даже взял с собой в плавание маленького сына. Как заметил один из моряков: " "Военный корабль" по праву можно назвать олицетворением мира, в котором есть образец любого характера, как хорошие, так и плохие люди". Среди последних, по его словам, были "разбойники, грабители, карманники, дебоширы, прелюбодеи, игроки, шуты, скупщики бастардов, самозванцы, сводники, тунеядцы, грубияны, лицемеры, нитяные красавцы-шарлатаны".
Британский флот славился своей способностью объединять разрозненные личности в то, что вице-адмирал Горацио Нельсон называл "группой братьев". Но на корабле "Уэйджер" было необычное количество безвольных и хлопотных членов экипажа, в том числе помощник плотника Джеймс Митчелл. Он пугал Байрона даже больше, чем боцман Кинг: казалось, он пылает убийственной яростью. Байрон еще не мог знать наверняка, какая сущность таится в его товарищах и даже в нем самом: долгое и опасное плавание неумолимо обнажает скрытую душу человека.