Везде чужой
Шрифт:
Петруз хмыкнул.
– Я имею в виду троих карманников в парке.
– Я - тоже.
Петруз повозился в темноте у стеллажа и швырнул под ноги Таксону пару стоптанных ботинок.
– Переобувайся.
– Уже оповестили?
– спросил Таксон и стал безропотно переобуваться. Мои были покрепче, - пожалел он снятые ботинки.
– Информацию по ретрансляционному телевидению дали пятнадцать минут назад, - бесстрастно проговорил Петруз, бросая ботинки Таксона в топку титана и опуская заслонку.
– Останься лежать там я, так быстро бы не сообщили, - недовольно проворчал Таксон.
По центурским
Петруз повернул лицо к Таксону.
– Даны приметы и объявлен розыск.
Таксон присвистнул.
– По-твоему, они начали охоту?
– А по-твоему?
– Петруз требовательно смотрел в лицо Таксону.
– По-моему, они ведут её давно.
– Да. Но до сих пор особых примет они не имели.
– Ты, как всегда, прав. Но мне-то что нужно было делать? Идти под нож?
– Не светиться!
– гаркнул Петруз.
– Идём.
В дальнем углу котельной в маленькой деревянной пристройке с не застеклённым окном и без дверей сидело шесть человек. На столе стояла керосиновая лампа, лежали остатки нехитрой трапезы, а люди приглушенно спорили о баллистическом наведении кассетных ракет.
"Значит, достал таки Жолис кассету, - удовлетворённо отметил про себя Таксон, ухватив нить спора.
– Наконец-то будет настоящее дело".
– Технарь, - проговорил Петруз, подходя к проёму двери, - поменяй Таксону пушку.
Крайний слева коротышка, чуть ли не по глаза покрытый коростой псориаза, восхищённо уставился на Таксона.
– Так это всё-таки ты! Ну, молоток!
– воскликнул он, принимая у Таксона пистолет. Сидевшие за столом одобрительно загудели.
– В следующий раз я таким "молоткам" головы буду откручивать!
– резко осадил Петруз.
– Эту пушку к засвеченному оружию не класть и никому не выдавать. Трассологи в центурии хорошие - пусть думают, что к нам это дело отношения не имеет.
– Да ладно, тебе, знаем. Не пальцем деланы, - скривился Технарь и протянул Таксону другой пистолет.
– Возьми мой. Чистенький.
Таксон опустил пистолет в карман и пошёл вслед за махнувшим ему рукой Петрузом. Хотя с большим бы удовольствием ввязался в спор - акцию против губернского муниципалитета готовили давно, и дело было только за кассетными ракетами.
В аппаратной, маленькой комнате с зарешёченным окном, перед включённым видеомонитором сидел Никифр. Точнее, полулежал в кресле, уперши непомерно длинные ноги в блок усилителя. Попыхивая самокруткой, он прихлёбывал из кружки суррогат и откровенно веселился. На экране видеомонитора смазливая девица перебирала на стеллаже супермаркета какие-то яркие коробки. Она никак не могла определить, что ей взять на сегодняшнюю вечеринку.
– Во, кобылка даёт!
– Никифр обернулся на звук открываемой двери и кивнул в сторону видеомонитора.
– Мороженая отбивная её не устраивает. А внучка её сейчас, если на праздник собачатины с душком достанет, небось, хрумает так, что за ушами трещит!
– Смена, - сказал Петруз.
Никифр недоумённо выпучил глаза.
– Тебя здесь не было, - продолжил Петруз.
– Весь вечер сегодня дежурил Таксон.
– Ага, - растерянно пробормотал Никифр, снял с усилителя ноги и выпрямился в кресле. Если полулёжа его фигура почти ничем не отличалась от человеческой, то сидя он напоминал паука из-за несоразмерно короткого туловища и длинных рук и ног, имевших по два локтевых и коленных сустава. Чтобы скрыть своё уродство, он даже летом носил широкий длинный плащ-балахон, а руки, почти достигавшие земли, по вторые локти прятал в бездонные карманы.
– Ты?
– спросил он Таксона, наконец поняв, в чём дело.
– Он, он, - поморщился Петруз.
– Но повторять его "геройство" не советую. Дуй отсюда.
Никифр встал и запахнул полы плаща. Так он ничем не отличался от обыкновенного человека. Но в деле он обычно сидел за рулём и из машины не высовывался. Слишком неуклюжим выглядел в бою, зато за рулем равных ему не было.
– Счастливо отдежурить, - подмигнул он Таксону и вручил видеокассету.
– Здесь о тебе. Прокрутишь на досуге.
Петруз промолчал, но, когда дверь за Никифром закрылась, поправил:
– Не на досуге. Пустишь её по каналу между сеансами.
По распоряжению губернского муниципалитета все пункты кабельного телевидения в перерывах между фильмами обязывались передавать сводки новостей ретрансляционной станции. Большинство пунктов распоряжение игнорировало, но Петруз свято соблюдал принцип "не светиться", и везде, где только можно, подчёркивал свою лояльность властям.
На экране тем временем вполне пристойная вечеринка завершилась примирением героини со своим избранником, и долгий поцелуй венчал фильм традиционным хэппи эндом, сулящим столь же долгую и счастливую жизнь.
Таксон поменял кассету и бросил косой взгляд на Петруза. Тот, устроившись на столе, качал ногой и насуплено смотрел на видеомонитор. Словно не одобрял всё, что творилось на экране. Можно было подумать, что современный мир ему более по душе.
Новости РТВ начались еженедельной речью Президента. Несмотря на свои девяносто восемь, Президент выглядел живчиком. Начав пятьдесят лет назад знаменитую перелицовку общества, он до сих пор её успешно продолжал. Блестя аристократической лысиной и проникая в душу болящими за свой народ глазами, он в очередной раз поведал миру об общечеловеческих ценностях, к которым он ведёт народ, и о том, насколько этот путь многотруден. И хотя общечеловеческие ценности он не конкретизировал, цели для него были ясны, дорога светла и альтернативы им не было.
После речи Президента пошла официальная хроника. В парламенте шли ожесточённые дебаты о признании статутов Лиги сексуальных меньшинств и Свободной хартии эксгибиционистов как двух официальных партий с правом выдвижения кандидатов в парламент. Дебаты продолжались почти полгода, но приближения консенсуса пока не ощущалось. Наоборот, парламент всё более поляризовался, разделяясь на две практически равные половины. Особенно рьяно против официальных статусов выступали представительницы Женского союза профессиональной любви, мотивируя свое "нет" тем, что подобные объединения базируются не на профессиональной основе или в соответствии со своими убеждениями, как все другие партии, а на физиологических особенностях своих членов. Поэтому предоставление официоза данным союзам, по их мнению, равносильно признанию партий расистской направленности.