Везде СВОи
Шрифт:
Первый выстрел.
Так получилось, что в декабре-январе в наш маленький уютный коллектив, с названием рота, а по численности чуть больше отделения, влилось несколько новых бойцов. Потом были раненые и составы "двоек" Переигрывались несколько раз. Мой старый напарник, с которым мы были неразлучны в течении года, ходит теперь в другой паре, у меня сменилось несколько напарников, а закрепился Саха. Обучение проходил на СВД и АСВК, я же и обучал, а выходить стали с Орсисом. По идее, его задача – помочь мне выйти на позицию, замаскироваться, но в такие
За первым выходом последовал второй, не за горами и третий и, с разницей в сутки- все последующие. Саха уже не просто наблюдает, а готов работать. Все поправки посчитаны, объяснены, по ветру работать только выносом, в зависимости от его колебаний. Мне тоже полегче. Есть работа – выполняю. Нет – наблюдаю. А у него ни одного немца в прицеле не появляется. Саха ждет, нервничает, перележивает свои смены, до рези в глазах, перемерзая, хочет доказать, что не зря свой хлеб с тушенкой жует, но никого.
Очередной выход, я в ночи отработал, доложил, подтвердили, Саха рвет и мечет:
–Нева, ну как так? Я полтора часа отлежал, глаз не отводил и никого. Ты поднялся и тут же немец над бруствером.
– Сань, я поднялся, потому как начали наши насыпать артой. Понадеялся на то, что куда-нибудь, да попадут, а там, может, кто и выскочит. Мы больше недели накрываем эту посадку, это первые дни они борзые были, даже белье вешали сушиться. Сейчас даже по нужде из блиндажей не выходят. Смены только в густой туман.
– И что теперь делать? Они теперь и подавно не высунутся. Сутки просто так проваляемся.
– Работать. И ждать своего шанса. Смотри, на краю посадки наши. Пытаются продвигаться, но не получается. Вчера сам по радейке слышал, как двоих они в упор расстреляли, даже в плен брать не стали. Утром будет туман. Высока вероятность, что попрут в контратаку. Арта сам знаешь как работает, да и расстояние до наших метров сто, не будет наша арта работать. Отсюда вывод – устраиваем снайперский террор. Ночью на любое движение выстрел. Если раньше я говорил, что выглядывающих наблюдателей не трогаем, сейчас – стреляй.
– Так не попаду!
– И не надо. Просто насыпай, чтоб боялись. Чтоб опорожнялись соседу в карман и носу на улицу не казали. Как туман пойдет, любое подозрение на движение – выстрел. Наша задача, чтоб у них и мысли не появилось контратаковать.
– Думаешь пойдут?
– Пофиг. Делай свою работу и будь что будет.
– Я сколько думаю, все же, наверно, по человеку смогу выстрелить.
– А ты не думай. Они вчера только пацанов наших положили, мы на штурме пару дней назад с ними чай из одной кружки пили в блиндаже. Там выжили, а здесь – в упор, как котят.
– Нева, я за них и хочу отомстить.
– Сань, мстить не надо, свою работу делай. Винтовку я настрою, углы выставлю, по ветру подскажу. Промажешь – никто не расстроится. Бояться будут, а большего нам и не надо. Не думай о том, чтоб попасть, просто насыпай. Попал – хорошо. Нет – тоже неплохо, испугались, отошли, на наших не полезли и уже хлеб. Лежка у тебя уже стабильная, если и не попадешь, то близко будет, коли голову забивать не станешь.
Оставшаяся ночь и следующий день прошли спокойно. Я пару раз выстрелил по тепловой сигнатуре, не особо вдаваясь в подробности, попал или нет, Саха не успел сработать по тени в блиндаже. По нашу душу прилетал камикадзе, жужжал, искал, но не вычислил, раздолбался об стенку, заметив соседей и пытаясь их накрыть. Пару раз грохнули танком, вряд ли по нам, хотя все может быть. Смена подходила к концу, еще пара часов и начнет смеркаться. Тот период, когда в теплак еще ничего не видно, а в оптику уже ни черта не разобрать. Долгожданный отдых, помыться, выпить кофе и уснуть на сутки, стараясь не вставать до завтрашнего выхода.
Сменился, спустился в подвал, дал корректировку по ветру, налил горячего чая, в попытках согреться. Снова начала работать наша арта, что-то щелкнуло в голове – срочно наверх, на позицию.
Залетаю, перепрыгивая ступеньки. Саха неподвижен:
– Нева, вроде, в крайний блиндаж попали, могут начать выползать, ложись!
– Лежи. Если полезут – это твои. Ветер полтора влево, сводись, готовься, работай под затухающий. Дистанция тысяча четыресто сорок, вертикаль девятнадцать ровно
– Есть. Полезли. Да, мать же, шестеро…
– Работай!
Выстрел. Дымящаяся гильза отлетает в сторону, новый патрон уже загнан в патронник…
–Нева, попал!!! Я попал!!! Свалился на бруствер…
– Если видишь еще кого- работай дальше…
Выстрел. Еще одна гильза отлетает в сторону.
– Блин, второй осел, вроде ранен, шевелится, за дерево спрятался, добить?
– Не трогай его, подожди.
Рация начинает надрываться, комбат рвет и мечет:
– Снайпера, добейте его, красавцы, не дайте уйти!
– Сань, не торопись, жди…
– Комбат сказал…
– Меня слушай, жди, не отвлекайся…
Спустя несколько секунд есть шевеление по окопу, один возвращается помочь раненому. Подходит к краю, еще мгновение и полезет на бруствер к дереву…
– Саха, вот твой, как вылезет – стреляй.
Рация не умолкает, требует добить, кричат…
Немец резко разворачивается и убегает по окопу назад. Может, почувствовал чего, может, раненый ему что сказал…
– Все, Сань, теперь стреляй, добивай!
– Может ты добьешь? У меня руки дрожат, колотить начинает
– Твой подранок, ты и добивай! Давай, под затухающий ветер, слушай меня, скомандую… Жди… Жди… Давай!
Спустя еще несколько часов сидим в подвале, пьем чай. На улице уже ничего не видно. Ждем смену…
– Нева, а чего ты подранка добивать не стал?
– Твой подранок, ты и бери грех на душу, на моей своих грехов достаточно
– Вот по нему сложней всего было выстрелить. Я вчерашних пацанов вспомнил, поэтому пересилил себя…
– Сань, пуля 338 да еще А-типа, обычно подранков не оставляет. Поверь, он вряд ли бы выжил, да и вынести его оттуда не смогли б, сам знаешь. Ты ему страдания облегчил, у него шансов не было