Везунчик
Шрифт:
– Кому гестапо? Куда гестапо? Кого атаковать? Какой взвод? – повторял как в бреду, и продолжал наносить удары лежащему у ног командиру. Пинал, бил ногами куда не попадя, пока противник не обмяк, и перестал сопротивляться. Выхватив из-за голенища нож, всадил его в грудь ротному, и только после этого успокоился, поднял с земли пистолет Белова, огляделся вокруг и направился туда, где была слышна немецкая речь, и все также продолжали лаять овчарки.
– Ты сначала походи на краюшке смерти, загляни ей в глаза, да не один раз, а потом пугай гестапо, – то ли доказывал кому-то, то ли спорил с кем-то, то ли оправдывался сам перед собой.
Он уже не мог больше находиться с немцами, подставлять свою голову ради них. И уйти, спрятаться от них тоже не мог. Еще одна-другая такая атака, и все – останешься в лесу навечно. А для чего? Чтобы продлить пребывание чужих людей на его родной земле?
Так он уже стал чужим и для своих односельчан, а вот теперь и ненавидит и немцев, и полицаев.
– Фу, запутался, – Антон встряхнул головой, отгоняя тяжелые мысли. Как ни когда почувствовал себя одиноким. – Нет с кем даже поговорить, посоветоваться. И что за жизнь такая? Командир роты хотел убить, Васька Худолей тоже. Господи, быстрее бы пришли красные, – прошептал как молитву.
Глава девятнадцатая
Щербич стоял на краю поляны, гладил рукой ствол березки, за которую незадачливый партизан привязал его в ту памятную дождливую ночь. А вот и те три ели-елочки над входом в землянку, где прятался в первые часы свободы.
Партизаны ушли, оторвались от немцев, растворились где-то в лесном массиве. А лагерь бросили. Даже не порушили ни одной землянки. А, может, они в этом лагере и не жили с тех пор, как убежал Антон?
Майор Вернер с группой офицеров расхаживали по территории лагеря, заглядывали в землянки, что-то усиленно и живо обсуждали.
– Вот за эту березку меня привязывали, – не преминул похвастаться Щербич. – А паренек побежал по вон тем землянкам, все разыскивал какого-то чекиста.
– Это интересно, – комендант что-то увлеченно начал рассказывать своим попутчикам, показывая руками то вокруг себя, то на Антона.
– А потом что?
Когда Щербич показал, где лежал под нарами в землянке, офицеры с недоверием отнеслись к его рассказу. Пришлось залезть опять под нары, забиться в угол, а немцы по очереди заходили, рассаживались за столом, и внимательно оценивали – так ли уж и не видно? По одобрительным голосам, по снисходительному похлопывании по плечу понял, что немцы восхищаются им. Было приятно, и Антон чувствовал себя героем.
– Господа офицеры говорят, что тебе, Антон Степанович, крупно повезло, – Карл Каспарович доверительно перевел восхищенные реплики товарищей. – Как говорят у вас – «родился в рубашке».
– Я знаю, – просто ответил Антон. – Мне еще в детстве цыганка нагадала, что будет везти всю жизнь.
– Хм, какая самоуверенность, – скептически произнес комендант. – Не зарекайся.
– Обижаете меня, господин майор, – в голосе полицая звучала не скрытая обида. – За жизнь надо бороться до конца, – уверенно произнес Щербич. – Даже когда нет надежды, а ты все равно борись, и тебе точно повезет.
– Ну-ну, – майор уже с интересом смотрел на подчиненного, поощряя его к развитию мысли. – Это забавно. Поясни на примере.
– А что тут пояснять, если и так все ясно, – уверенно начал Антон.
– Смирись я с ролью привязанного к дереву барана, и участь моя была бы предрешена, согласны со мной?
– В общем-то, да, – согласился Вернер. – Но еще должны сложиться обстоятельства.
– Но в любом случае нельзя опускать руки, это я знаю точно, господин майор. И не понаслышке.
Они уже были одни: часть офицеров ушли куда-то за поляну, а человека три-четыре все еще продолжали расхаживать по лагерю, внимательно изучая и фотографируя землянки. Группа солдат уютно расположилась под березами, принимали пищу, а то и просто дремали, прислонившись к стволу дерева.
– Господин майор! Карл Каспарович! – такая доверительная беседа натолкнула Антона на отчаянный шаг. – Я все хочу поговорить с вами, да стесняюсь. Как-то неудобно, – скромно потупив взор, он старался не смотреть на начальника, ожидая реакции на его предложение, нервно теребил ремень перекинутой через плечо винтовки.
– Не стесняйся, говори, – майор переложил перчатки из одной руки в другую, внимательно смотрел на подчиненного. – Хотя я и догадываюсь, о чем говорить будешь, Антон Степанович.
– Я о своем будущем хотел спросить, посоветоваться, – от волнения голос подрагивал, срывался. – Без вашего совета, без вашей помощи ну прямо никак. Вот.
– Ну, что ж, – комендант жестом пригласил Антона следовать за собой, не спешно двинулся вдоль полянки, заложив руки за спину.
– По крайней мере – это честно. И здраво. Да, да – здраво. А сам-то как думаешь?
– Только вы на меня не обижайтесь, Карл Каспарович, – Щербич шел сбоку, пытаясь подстроиться под шаг начальника. – Я думаю, что война к концу идет, и, к сожалению, не в нашу пользу. Линия фронта в четырехстах километров от нас. Вот и не знаю – что делать, куда податься, как дальше быть после войны?
– Даже так? – комендант остановился, пристально уставился на полицая. – Ты не веришь в силу немецкого оружия?
– Простите, ради Бога, простите! – Антон растерялся, приложил руки к груди, стал оправдываться. – Нет, что вы, что вы, я верю!
Но… так сложилось.
– Смело. Я не буду говорить тебе свое мнение, но помочь постараюсь, – Вернер нагнулся, отломил веточку с молоденькой березки, очистил от листвы, и стал постукивать по голенищу сапог.
– Уходи с нами в какую-нибудь из европейских стран, или в Германию. Все равно мы не пустим большевиков в Европу, народы не пустят.
– А там кто меня ждет?
– Там, мой дорогой, всегда в цене предприимчивые работящие парни, – уверенно произнес майор, и снисходительно похлопал по плечу собеседника. – На таких как ты будет спрос после войны, и, притом, повышенный спрос. Но, это при условии, что ты останешься в живых.
– А куда я денусь? – уверенно произнес Антон, смело глядя в глаза начальнику. – Буду жить! Вот увидите!
– Не будь таким самоуверенным, Щербич! – видно, тон подчиненного не понравился коменданту, и он решил поставить того на место. – Я достану сейчас пистолет, и пристрелю тебя, тогда как?