Вице-президент Бэрр
Шрифт:
Джефферсон с гордостью сообщил мне, что Байард обещал поддержать его, если он не уволит кое-кого из федералистов с правительственной службы.
— Я сказал мистеру Байарду, что не могу так поступить ради достижения поста, которого вовсе не жажду, мне не позволяет совесть. Генерал Смит обратился ко мне с такой же просьбой и получил такой же ответ.
Несколько лет спустя генерал Смит клялся, что Джефферсон согласился лишь с самим принципомне увольнять правительственных чиновников по политическим соображениям. После этого заверения Байард отдал президентство Джефферсону,
ГЛАВА ДВАДЦАТЬ ПЕРВАЯ
Я показал последние страницы Леггету, и тот, как и следовало ожидать, ухватился за упоминание о Ван Бюрене.
— Развейте эту тему! — Мы были у него в кабинете в «Ивнинг пост».
— Нет. Она ни к чему не приведет.
Вошел мистер Брайант. Я почтительно поднялся.
— А, биограф полковника Бэрра. — Очевидно, теперь я значусь под этой этикеткой.
— Чарли выкапывает уйму интересных вещей.
Мистер Брайант озабоченно нахмурился.
— Не лучше ли, мистер Скайлер, не вспоминать об интригах полковника?
— Я не согласен с вами, мистер Брайант.
— Конечно, конечно. — Великий человек пошел на попятный. Подобно Вашингтону Ирвингу, он боится, как бы его героя Джексона не изобличили вместе с Генри Клеем как предателей Союза. Если и впрямь они окажутся заговорщиками вместе с полковником Бэрром, я с величайшим удовольствием предам это гласности.
Мистер Брайант передал Леггету клочок бумаги.
— Завтра вице-президент выступит с речью о демократии.
— Я буду там, переодевшись мастеровым.
— В его честь сегодня прием в гостинице «Америкой». — Поклонившись, мистер Брайант исчез.
Леггет встал.
— Пора вам познакомиться с человеком, которого мы собираемся уничтожить.
Зала в гостинице «Америкэн» кишела политиками. Не было ни одного демократа, занимающего мало-мальски официальный пост в городе, который бы не явился туда. Руководство Таммани тоже явилось. Сэм Свортвут находился в состоянии среднего опьянения и до прибытия вице-президента — в центре внимания.
Мы с Леггетом стояли на небольшом возвышении в дальнем конце залы и поэтому все превосходно видели. Вот двери распахнулись, и тамманская чернь заорала: «Вице-президент!»
Мартин Ван Бюрен показался в дверном проеме. Косые лучи солнца ударили по золотым волосам, словно для того, чтобы и впрямь его фигура казалась золотой, огненной.
На мгновение в зале воцарилась тишина, и элегантная, изящная фигурка медленно двинулась через расступающуюся толпу. Одет он был изысканно (Эллен научила меня обращать внимание на такие вещи): темно-коричневый костюм с бархатным воротничком, густое кружевное жабо, в левой руке он держал желтые лайковые перчатки, башмаки были из сафьяна. Ван Бюрен поворачивался то в одну, то в другую сторону, пожимая руки, слегка улыбался, и у меня голова закружилась при мысли, что такому крошке дана такая власть.
При виде Леггета вице-президент улыбнулся еще шире.
— Мистер Леггет. — Маленькая рука стремительно протянулась вперед, коснулась руки Леггета и проворно отдернулась (обычная манера политических деятелей: а то совсем расплющат
— Очень хорошо. Аплодирует каждому вашему шагу, за исключением недавней поддержки рабства на Юге.
Вызов остался без ответа. Ван Бюрен повернулся ко мне. Леггет произнес мое имя. У меня закружилась голова, когда его ручка коснулась моей руки. Мы абсолютно одинакового роста. На миг он так ко мне приблизился, что я буквально почуял, чем от него пахнет — смесь кордовской кожи и дорогого нюхательного табака.
— Мистер Скайлер служит в адвокатской конторе Аарона Бэрра. — Леггет бездарно сыграл экспромт, сделав мелодраматическое ударение на словах «Аарона Бэрра». Но ни в лице, ни в повадке вице-президента ничто не изменилось. Он просто вежливо поглядел на меня. Большие золотые глаза в точности как у Аарона Бэрра, но без той глубины.
— Как поживает полковник Бэрр?
— Ах, очень хорошо, сэр, — по-дурацки затараторил я, — и он просил передать поклон, сэр, и еще он говорил, как премного он…
Вдруг Ван Бюрен сказал мне что-то по-голландски. Длинное предложение, без всякой картавости. Затем, не поинтересовавшись, понял я его или нет, золотая историческая фигурка отошла, оставив меня в смущении, а Леггета в ярости. Что толку от голландского происхождения, коли ни слова не смыслишь в этом чертовом языке?
Позднее я описал (конечно же, кое-что опустив) эту сцену полковнику Бэрру и все гадал, что же сказал вице-президент.
— Вероятно, пожелал тебе счастья и успеха. Мэтти Ван хорошо воспитан. Немудрено, я столько времени на него потратил. А вот на тебя — маловато. — И все.
Сходство между ними разительное, особенно похоже они двигаются. Я бы сказал, величественно — другого слова не подыщешь. Меня уже почти тяготит та роль, которую я должен буду играть в уничтожении Ван Бюрена.
— А теперь, — сказал полковник, — давай-ка посмотрим, каким был город Вашингтон весной тысяча восемьсот первого года.
В начале марта Теодосия, ее муж и я прибыли в новую столицу, мало похожую на город и еще меньше на столицу. На возвышенности посреди дикой природы стояло здание сената. В нескольких ярдах от него находилось эллипсообразное здание, наспех построенное, чтобы приютить палату представителей, и прозванное несчастливыми обитателями «Жаровней». Два здания связывал крытый переход. Вот и весь Капитолий. Нынешний благородный купол был тогда лишь мечтой.
Несколько десятков домов поблизости от Капитолия составляли ядро города. В те времена стремились селиться в верхнем конце «Ф»-стрит, а если не пугало расстояние — в Джорджтауне.
В полутора милях от Капитолия уже почти отстроили здание Казначейства, президентский особняк. От дома президента к Капитолию вела длинная коровья тропа, по обеим сторонам которой Джефферсон посадил потом несколько рядов жалких деревьев и всем, кому не лень слушать, рассказывал, как это напоминает парижские бульвары. На самом же деле Пенсильвания авеню годилась больше для отстрела куропаток, гнездившихся в старом кустарнике, или для ловли окуней в маленькой речушке (под названием Тибр!), пересекавшей «авеню».