Видоизмененный углерод
Шрифт:
– А что, если один из нас пойдет на обман? Приплетет к правде выдумку, делая свои воспоминания более ценными? Или же солжет, вынося оценку?
Он прищурился.
– Ты это серьёзно?
– Многое может случиться за несколько дней. Как ты сам сказал, мы оба пожелаем остаться в живых.
– Если дело дойдет до этого, Ортега сможет прогнать нас через полиграф.
– Я бы предпочел бросить монету.
– Отдай мне бутылку, твою мать. Раз ты не хочешь подходить к этому серьёзно, я последую твоему примеру. Чёрт побери, тебе там могут просто спалить голову, и это решит все проблемы.
– Спасибо.
Я
Я поднял стакан.
– За единство целей.
– Да, и за прекращение пьянства в одиночку.
Похмелье продолжало мучить меня почти сутки спустя, когда я наблюдал в мониторе отеля, как он уходит. Он вышел на тротуар и подождал, пока вытянутый, сверкающий лимузин подъедет к бордюру. Дверь пассажирского салона плавно поднялась вверх, и я успел разглядеть внутри профиль Мириам Банкрофт. Затем он забрался в машину, и дверь так же плавно опустилась, скрыв из виду обоих. Задрожав, лимузин поднялся в воздух.
Я проглотил, не запивая, ещё несколько болеутоляющих таблеток, выждал десять минут и поднялся на крышу, где меня должна была встретить Ортега.
На улице было холодно.
ГЛАВА ТРИДЦАТЬ ДЕВЯТАЯ
У Ортеги было несколько новостей.
В управление полиции позвонила Ирена Элиотт, сообщившая, что готова обсудить новое предложение. Звонок поступил на одну из самых защищенных линий Фелл-стрит, и Элиотт сказала, что будет иметь дело только со мной.
Тем временем наша ложь насчет происшедшего на борту «Розы Панамы» держалась, и архивы системы видео-наблюдения «Хендрикса» оставались у Ортеги. Смерть Кадмина свела дело, заведенное на Фелл-стрит, к простой формальности, и никто не собирался копаться в нем. Расследование обстоятельств побега убийцы из хранилища полиции, предпринятое Управлением внутренней безопасности, находилось в начальной стадии. Ввиду предполагаемого соучастия искусственного интеллекта рано или поздно в поле зрения попадет «Хендрикс», но пока что этого можно было не опасаться. Сначала предстояла долгая межведомственная волокита. Ортега убедила капитана Мураву в том, что ей нужно подчистить кое-какие концы. Тот дал две недели, справедливо полагая, что Ортега не питает к УВБ теплых чувств и приложит все силы, чтобы расследование затянулось.
Двое сотрудников Управления внутренней безопасности попытались принюхаться к «Розе Панамы», но отдел органических повреждений каменной стеной сомкнул ряды вокруг Ортеги и Баутисты. УВБ осталось ни с чем.
У нас было две недели.
Ортега летела на северо-восток. Четкие инструкции, полученные от Ирены Элиотт, вывели нас на небольшое скопление куполообразных построек, обступивших западную оконечность озерка, затерявшегося в глухих лесах за сотни километров от цивилизации. Заходя на посадку, Ортега одобрительно
– Тебе знакомо это место?
– А то как же. Поселок похитителей чужого сознания. Видишь спутниковую тарелку в центре? Она нацелена на какую-то древнюю станцию наблюдения за погодой, кружащуюся на геостационарной орбите. Так что у здешних обитателей есть бесплатный доступ ко всему происходящему в этом полушарии. Вероятно, на один этот поселок приходится половина преступлений в области передачи информации, фиксируемых на Западном побережье.
– И никто их не трогает?
– Всякое бывает. – Ортега посадила воздушный транспорт на берег озера рядом с домиками. – Видишь ли, эти ребята поддерживают работоспособность старых орбитальных станций. Если бы не они, кому-то пришлось бы раскошеливаться на утилизацию станций, а это задача не из дешевых. До тех пор, пока здешние виртуозы занимаются мелочами, с ними никто не связывается. Управление борьбы с преступлениями в области передачи данных ловит только крупную рыбу, а больше никому нет до них дела. Ты идешь?
Я выбрался из транспорта, и мы пошли вдоль берега к поселку. С воздуха он производил впечатление единообразия, однако сейчас я разглядел, что постройки расписаны пестрыми картинами или абстрактными узорами. Никакие два купола не были разрисованы одинаково, хотя я в нескольких случаях разглядел руку одного художника. Кроме того, ко многим домикам примыкали крылечки, веранды, а кое-где даже бревенчатые пристройки. На натянутых между куполами веревках сушилось белье, по улицам с громкими криками бегали резвящиеся дети.
Охранник встретил нас у наружного кольца построек. Высотой больше двух метров, он, вероятно, весил столько же, сколько обе моих теперешних оболочки вместе. Под свободным серым комбинезоном я разглядел мышцы профессионального борца. Глаза охранника налились кровью, а из висков торчали короткие рога. Покрытое шрамами лицо казалось старым. Этот эффект особенно подчеркивался младенцем, которого он держал в левой руке.
Охранник вопросительно посмотрел на нас.
– Вы Андерсон?
– Да. А это Кристина Ортега.
Я удивился, насколько пресно прозвучало для меня это имя. Лишившись феромонного интерфейса Райкера, я лишь смутно отмечал, что рядом со мной стоит стройная, привлекательная женщина, самодостаточностью отдаленно напоминающая Вирджинию Видауру.
Правда, остались ещё воспоминания.
Мне захотелось узнать, что сейчас чувствует Ортега.
– Значит, фараон?
В голосе бывшего борца не замечалось особой теплоты, но и враждебным его тоже нельзя было назвать.
– В настоящий момент она не при исполнении, – твердо произнес я. – Ирена здесь?
– Да. – Переложив младенца в другую руку, охранник указал на один из куполов. – Тот домик, что со звездами. Она вас ждет.
Не успел он договорить, как из указанной постройки появилась Ирена Элиотт. Буркнув что-то, рогатый охранник повел нас, по пути подцепив целый караван из увязавшихся детей. Элиотт следила за нами, сунув руки в карманы. Как и бывший борец, она была в высоких ботинках и сером комбинезоне, с которым резко контрастировала яркая повязка всех цветов радуги, удерживающая её волосы.